– И эта борьба скорее всего закончилась бы танцем в петле, – спокойно возразил Пауэлл. – Ах, молодость, молодость! Все эти высокие чувства, вера в абсолютную справедливость… неужели ты до сих пор не излечился от этого? Я бы на твоем месте сказал спасибо за совет исчезнуть с глаз закона. Так или иначе, тебя оправдали, и это все в прошлом. У нас есть дела поинтереснее.

В скором времени лодки вышли на быстрое течение, и река понесла их туда, где ее воды сливались с самой Колорадо. Это означало, что еще один приток могучей реки обследован и нанесен на карту во всех подробностях. Удерживая и направляя суденышко, Корд вполглаза следил за тем, как мимо стремительно несутся берега, крутизна которых увеличивалась с каждой минутой. Каньон сменялся каньоном, перемежаясь короткими участками более отлогой местности.

Наконец река начала круто менять направление, несколько раз вильнула и вдруг резко повернула почти в обратном направлении. Начались пороги. Со всех сторон летели фонтаны брызг, днища то и дело натыкались на камни. К счастью, это продолжалось недолго.

– Вот вам и первый опыт спуска через пороги, – объявил Пауэлл с таким торжествующим видом, словно то было творение не природы, а его лично. – Мы неплохо справились!

Он совершенно промок, но жестикулировал все так же оживленно и казался совершенно счастливым.

Ниже по течению снова оказались пороги, на этот раз более опасные. Так как обойти их по берегу не представлялось возможным, пришлось направить лодки в бешено бурлящую воду. Каждый яростно подгребал веслом то слева, то справа, чтобы избежать столкновения с торчавшими из воды валунами. То и дело приходилось перевешиваться с борта на борт, поддерживая равновесие лодок, или дружно откидываться назад, когда оплеуха волны высоко подбрасывала корму. Стиснув зубы, путешественники взлетали на гребни высоченных волн, пена с которых неслась в лица, а если нос лодки зарывался в воду, волна и вовсе накрывала легкие суденышки. Были мгновения еще страшнее, когда лодка летела в коридор, созданный двумя водяными горами, в котором легко можно было угодить на торчащий камень и пойти ко дну.

И вдруг все кончилось так же внезапно, как и началось, словно случившееся было всего лишь кошмарным сном, от которого все очнулись разом. Река выплеснулась в более широкое ложе и успокоилась. Послышались вздохи облегчения.

Дальнейший путь вплоть до вечера не ознаменовался никакими особенными трудностями. На закате маленькая флотилия достигла бухты, окруженной пляжем из крупного песка и гальки и каменистым плато, поросшим густой растительностью. Здесь было решено устроиться на ночлег. После сытного ужина Корд уселся в сторонке, привалившись к валуну и глядя в желтовато-розовое небо над головой. С более высокой точки закат, должно быть, смотрелся куда величественнее, но обрывистые берега закрывали видимость.

– Красивые здесь места, не правда ли? – спросил майор Пауэлл, присаживаясь рядом.

– Не только красивые, но и на редкость зеленые, и это кажется мне довольно странным, – заметил Корд. – Здесь ведь сплошной камень, откуда вся эта пышная растительность берет влагу?

– Ты многое замечаешь, мой мальчик, и это мне нравится. Дерево, которое шумит почти над самой твоей головой, – это прелюбопытнейшая штука, дуб Гембеля. Если присмотреться, можно заметить, что его корни растут не вглубь, а в стороны, как лучи звезды. Они расположены так близко от поверхности, что молодые побеги без труда начинают рост. Там, где сумело укорениться одно деревце, постепенно образуется целая роща. Человек неискушенный решит, что перед ним не меньше пятидесяти деревьев, а между тем оно одно-единственное, что-то вроде мангровой рощи, но не над водой, а на скале. А это – пондероз, пинии и можжевельник. Все они тоже по праву считаются обитателями скал и утесов.