Изменить размер шрифта - +
К.: Живой её не помню. Я пил.

ОВ: А она с вами не пила?

И.К.: Нет, она горилку не любила. Ей сладкое нравилось.

ОВ: А вы пили горькую?

И.К.: Да.

ОВ: Долго?

И.К: Долго.

ОВ: Сколько?

И.К: Долго.

ОВ: Ладно, а когда она пропала, вы не заметили, что вашей жены нет рядом?

И.К.: Нет.

ОВ: Вы ссорились с ней в последнее время?

И.К.: Да.

ОВ: Почему?

И.К.: Ей не нравилось, что я пил.

ОВ: Зачем вы её убили?

На это, надо сказать, Кузнецов возмутился, моя провокация не сработала. Он начал кричать, хватать себя за шею, и пациента пришлось усмирять санитарам, а меня попросили покинуть палату. Но прежде чем меня выдворили из лечебницы, я успел задать один вопрос:

 

ОВ: Почему вы решили, что ваша жена – вампир?

И.К.: Она выпила кровь нашей Нютки. Моей дочки. До самой последней капельки.

Надо сказать, в Ореховском сыске об этих подробностях умалчивают, но это объясняет, почему алкоголика и убийцу, каких в деревнях много, не обвинили остальные жители Дубровки, а устроили охоту на вампиров.

Что же это? Всеобщее помешательство или серия убийств?

Стоит отметить, что Дубравка, как и Стрельцово, прежде были во владении рода Стрельцовых, которые уже находились под подозрением за массовое убийство с оккультными элементами. Что, если в Великолесье существует языческий культ, который убивает людей особо изощрёнными способами?

И не стоит забывать, что прошлогодние убийства в Курганово так и остались нераскрытыми, и граф Ферзен до сих пор не ответил перед следствием.

Слишком много вопросов. Слишком мало ответов.

С.Кислый

ИЗ ДНЕВНИКА КЛАРЫ ОСТЕРМАН

Не знаю какой сегодня день. Наверное, наступил месяц лютый.

 

 

Очнулась в своей постели. Сейчас уже светло, но, когда я открыла глаза, ещё стояла глубокая ночь. Моя дверь распахнулась…

 

 

Нет-нет, я неправильно рассказываю. Возможно, только этот дневник и сообщит правду о том, что со мной случилось, если они…

 

 

 

 

 

Послышалось, что они входят в мою спальню.

 

 

Нужно записать всё по-порядку, но свет уже совсем тусклый. Боюсь зажигать свечи. Пусть они решат, что я сплю. Неизвестно, что они сделают, если узнают, что я пришла в себя. Слышно тяжёлые шаги за дверью. У них такие рычащие голоса. Слов почти не разобрать. Они и не говорят почти. Только гр-р-р…

И скрежет за стенами. И шорохи. Чем темнее, тем громче слышно, как что-то шевелится прямо за стеной… или в стене? И десятки тонких голосов пищат. Пару лет назад в усадьбе завелись мыши, но папа их всех потравил, и с тех пор ни одной не замечали. Но даже тогда скрежет раздавался только из одного угла, а сейчас разом отовсюду.

Тороплюсь дописать, сидя на подоконнике, пока ещё есть свет, хотя очень дует, а зимой день слишком короткий.

Усадьба кажется совсем обезлюдевшей. Боюсь, я осталась совсем одна, наедине с ними.

 

 

Всё случилось… когда? Не помню уже, всё так смешалось и запуталось. Даже не знаю, какой сегодня точно день.

 

 

Была поздняя ночь, и на улице разыгралась снежная буря. Меня знобило, я лихорадочно металась по спальне, кидала вещи в саквояж и вынимала их обратно. Мне так хотелось забрать с собой всё, каждое свидетельство своей счастливой беззаботной жизни в Курганово. Папенька выразился предельно ясно: мы уезжаем навсегда, обратно не вернёмся или вернёмся очень не скоро. Нужно спешить.

Помню, что ужасно распереживалась из-за Мишеля, даже разрыдалась, не желая оставлять его одного. Кто ещё поможет ему, если все остальные покинули? Профессор Афанасьев приезжал, но в итоге быстро сдался и вернулся в столицу.

Быстрый переход