Это живое завозилось и тоненько застонало.

Зайковский понял, что нужно срочно открыть глаза.

Лучше бы он этого не делал, потому что взору его предстала ужасающая картина. Он лежал на жутком продавленном диване, и все пружины впивались ему в спину. Темная комната с низким потолком тонула во мраке.

Лишь вдалеке виднелся свет. Но неяркий.

Кто-то упорно возился рядом с Зайковским, он скосил глаза и увидел женские ноги, причем одну даже в туфельке. Туфельку эту он узнал — только Надин могла носить такой маленький размер. Зайковский осторожно провел рукой, по щиколотке и выше, дошел до коленки и понял, что это именно тот острый предмет, который впивается ему в спину. Странно, он никогда не думал, что у Надин такие острые коленки…

Нога снова пошевелилась и нацелилась ему в глаз каблуком туфельки. Зайковский отпихнул ноги и попытался сесть. Это удалось ему с третьей попытки, зато он увидел остальную Надин у себя в ногах. Они спали валетом.

Вдалеке, там, где свет, задвигались какие-то тени.

— Эй, кто-нибудь! — крикнул Зайковский, готовясь к самому худшему и зажав в руках туфельку Надин с острым каблуком, потому что никакого другого предмета для защиты поблизости не наблюдалось.

Вскоре появился перед диваном тщедушный старичок в аккуратной, хотя и далеко не новой спецовке.

— Эге, паря! — весело заговорил он. — Никак проснулся! Хорошо поспали?

— Где я? — прохрипел Зайковский. — Что это за место?

— Известно где, — охотно объяснил старичок, — на объекте.

— Какой еще объект? — удивился Зайковский.

— Котельная номер восемь Центрального района, — обиделся старичок, — еще какой важный объект! Четыре дома обогреваем!

Надин простонала что-то неразборчивое и спустила ноги с дивана. От потрясения она разом забыла все русские слова и разразилась длинной фразой по-французски.

— Ух ты! — восхитился старичок. — Иностранка! Ишь как чешет!

— Как мы сюда попали? — продолжал расспрашивать Зайковский, хотя в голове мелькнула мысль, что нужно думать не как он сюда попал, а каким образом отсюда выбраться.

— Ну как, — старик мигнул честными выцветшими глазами. — Обнакновенно. Иду это я, значит, себе на объект, гляжу — аккурат у двери вы лежите вот с дамочкой. Ну, думаю, известное дело, перебрали люди, со всяким может случиться, еще не дай бог замерзнут тут ночью-то. Потому как хоть и плюсовая температура, а только платьишко-то у ней так себе, видимость одна, а не платье. Вот, на себе вас сюда перетащил, проспаться дал…

— Ограбили! — внезапно заверещала Надин. — Полиция! Воры! Преступники! Террористы! — Зайковский хотел ей помешать, но старик уже расслышал и искренне обиделся.

— Уже едут! — сообщил он злорадно. — Вот сейчас и узнаем, кто тут вор и кто, между прочим, террорист!

Старик удалился в глубь помещения, ворча сердито о том, что, мол, сделаешь людям в кои-то веки добро, а благодарности от них нипочем не дождешься. Тотчас с грохотом распахнулась дверь, и в комнату спустились два бравых милиционера в форме.

— Старший сержант Зимородко! — представился первый. — Васильич! Что у тебя опять стряслось?

— У меня-то ничего, — недовольно пробурчал Васильич, являясь перед милицией, — вот, иностранцы какие-то приблудились. Сами пьяные в стельку, а сами еще скандалят!

Зайковский сжал локоть Надин, призывая ее молчать.

— Документики ваши попрошу, гражданин! — строго сказал старший сержант Зимородко.