Богарт тоже.
— Тоже еврей?
— Нет, кто тебе сказал, что он еврей?
— Мне так показалось, что ты…
— Нет, Богарт просто был отличный гангстер. Евреем был Гарфилд. Жюль Гарфинкель по-настоящему. Или Гарфейн. Как тебе понравится такое паршивое имя?
— Ларгура тоже не подарок.
— Папа перевернулся в гробу от твоих слов. Ладно, не будем горячиться, о'кей?
— О'кей, — согласился Ларкин.
Они помолчали, слушая, как дождь барабанит по твердым листьям пальм.
— Так ты хочешь или не хочешь, чтобы я туда наведался? — спросил Джимми.
— Ну, я думаю, нет ничего сложного. Покрутись там, поспрашивай.
— Нет-нет, это может быть полезно.
— Когда же ты этим займешься?
— Может, завтра после обеда, если перестанет лить как из ведра. Нет, погоди, лучше в воскресенье, завтра у меня кое-какие дела. Для меня важные.
Ларкин теперь бросал в кипяток помидоры.
— Ты зачем это делаешь? — спросил Джимми.
— Кожу с них хочу снять.
— И как это делается?
— Как видишь.
Джимми посмотрел.
— Что-то незаметно, чтобы кожа слезала, — заметил он.
— Надо подержать их в кипятке одну минуту, — объяснил Ларкин.
— А потом?
Ларкин посмотрел на свои часы и поморщился.
— Какая дешевка этот «тимекс»! Поймать бы эту гадину…
— Ну как она, слезает, шкура-то? — поинтересовался Джимми.
Ларкин вылил из кастрюли кипяток и подставил ее под холодную воду. Джимми внимательно следил, как он очищает помидоры.
— Да будь я сукин сын! — выразил он свой восторг.
— Мама пользовалась газовой горелкой, — сказал Ларкин. — Накалывала помидор на вилку и держала над огнем, пока шкура не облупится. У меня здесь электрическая плита, поэтому я пользуюсь кипятком.
— Будь я сукин сын! — повторил Джимми.
Покачивая головой, удивляясь и восторгаясь, он продолжал следить за таинственными манипуляциями брата.
— У тебя еще есть такой джин? — спросил он.
— Да, вон там в шкафчике, — кивнул Ларкин.
Джимми пошарил в шкафчике, достал непочатую бутылку джина.
— Не возражаешь, я ее открою?
— А для чего же она?
Джимми налил себе много джина. Добавил тоник. Разрезал пополам лимон и выжал сок в стакан.
— Ты где покупаешь лимоны? — спросил он у брата.
— Одна леди по соседству выращивает, — ответил тот.
— Привет! — сказал Джимми и выпил. — Ах-х-х, — выдохнул он и глотнул еще. — От лимонного сока джин с тоником делается в сто раз вкуснее. Прекрасный сок! — Он выпил еще. — Нынче у нас двадцатое, ты помнишь?
— Да? Ну и что, если двадцатое?
— Лодка.
— Ах да, я забыл.
— Одну из «сигарет», помнишь?
— Возьми какую хочешь. На тебе ключ.
— Спасибо, — поблагодарил Джимми и посмотрел на море. — Я думаю, дождь перестанет. Мы обработали парочку спиков из Майами, получим с них шестьсот тысяч.
— Я не хочу об этом слышать, — прервал его Ларкин.
Дождь и не думал переставать.
«Башни Кэмелота» стояли на Уиспер-Кей высокие, серые, уродливые, больше похожие на федеральную тюрьму, чем на помещение, в котором кому-то захочется поселиться, — несмотря на все льготы, какие сулило объявление о «распродаже века». |