|
Мимо летела дорожная разметка, указатели – все, все… Он тоже летел. Он мог улететь к звездам! Фабиан потянул рулевую колонку на себя, но машина отказалась задирать нос; она бесшумно плыла сквозь сияние, направляясь к какой‑то невидимой точке на горизонте, затянутом белым туманом. Он миновал чадящие останки машины на обочине и груду металла сбоку от них – грузовик с развалившейся надвое кабиной: две машины переплелись, как драчливые пчелы; вот еще одна машина, дымящиеся очертания ее смутно виднелись сквозь огонь, и свет впереди с каждой секундой становился все ярче. Он огляделся. Сиденье, которое занимал Отто, было пусто.
– Где Отто? – Должно быть, вывалился, – ответил Чарлз. – Он же только что закуривал. Где его сигарета? – Скорее всего, улетела вместе с ним. У Чарлза был какой‑то странный голос, он звучал словно бы издалека. Фабиан решил, что Чарлз и Генри рядом, но не был в этом уверен. – Мы что, врезались в эту машину, Чарлз? – Не знаю. Думаю, что да. Яркий свет резал глаза, и Фабиан, нагнувшись, стал искать солнечные очки. Впереди в белом тумане он увидел тени, очертания движущихся фигур. – Мне понадобятся деньги, – сказал он. – Нет, – возразил Чарлз, – нет, не думаю, что нам понадобятся деньги. Фабиан почувствовал, что машина поднимается, после чего она исчезла, и он обнаружил себя висящим в коконе белого света; вокруг стояло приятное тепло, и он откинулся на спину, видя, как к нему приближаются какие‑то фигуры. Тут он снова все вспомнил, и его стало колотить. «Кэрри! – захотелось крикнуть ему, но ничего не получилось. – Кэрри! Ты должна отпустить меня! Ты должна!» Теперь фигуры окружили его – добрые, улыбающиеся, они радовались ему.
2
Алекс видела, как официант плеснул шамбертена в бокал мужа и, отступив на шаг, застыл рядом с ним. Дэвид поднял к свету бокал, круговыми движениями разогнал вино по стенкам и стал внимательно присматриваться к маслянистым каплям, оставшимся на стекле. Глубоко вдохнув, он нахмурился, глотнул вино, звучно посмаковал его и стал перекатывать во рту, словно бы жевал бифштекс. «Только бы он не отказался, ради бога, только бы не отказался, – взмолилась она про себя, – я не вынесу, если он откажется». К ее облегчению, он коротко кивнул официанту, и с заказом было покончено. – Шамбертен семьдесят первого, – сказал Дэвид с такой гордостью, словно сам произвел его. – Вот как. – Алекс попыталась изобразить восторг; ради его спокойствия она сделала вид, будто в самом деле может оценить хорошее бургундское и способна отличить его от кларета, чего ей никогда не удавалось, и она сомневалась, что когда‑либо ей это удастся. – Спасибо, он просто превосходен. – Что‑то ты очень сдержанна сегодня. Словно за чаем у незамужней тетушки. – Прости, я попытаюсь быть раскованней. – Она уставилась на его загрубевшие руки, короткие пальцы красного, чуть ли не багрового цвета, с черными каемками под ногтями, поношенный твидовый пиджак и мятую шерстяную рубашку под ним – то ли это часть его нового имиджа, то ли он в самом деле больше не обращает внимания на свой внешний вид? Она рассматривала его спокойное загоревшее лицо, слегка задубевшее от пребывания на свежем воздухе, его кустистые спутанные волосы, густую щетину на подбородке. Он поднял бокал, приглашая ее присоединиться: – Твое здоровье. Она подняла свой, и стекло зазвенело. – Ты знаешь, почему люди чокаются? – спросил он. – Нет. – Вино можно видеть, обонять, ощущать, пробовать на вкус. |
