Изменить размер шрифта - +
Но слышать его ты не в состоянии. Поэтому мы и чокаемся, удовлетворяя все пять чувств.

Улыбнувшись, она вынула сигарету.

– А как насчет телепатии? Не можешь ли ты с ее помощью общаться с вином?

– Я общаюсь с ним все время. С моими винами я могу даже разговаривать.

– И они тебе отвечают?

– Они не любят много болтать. Мне казалось, что ты бросила курить.

– Так и есть.

– Вот что с тобой сделал Лондон, съел тебя с потрохами, затрахал вконец. Ты делаешь то, от чего отказалась, и не делаешь того, что сама себе обещала.

– Я делаю.

Усмехнувшись, Дэвид неохотно кивнул:

– Да. Может, и делаешь.

Алекс, улыбнувшись, вскинула брови.

– Ты здорово выглядишь.

Она покраснела. Он был не мастак говорить комплименты.

– Спасибо, – сдержанно сказала она.

– Ну вот. Снова как на чае у незамужней тетушки.

– А что ты хочешь от меня услышать?

Он пожал плечами и стал нюхать вино.

– От Фабиана что‑нибудь слышно?

– Нет – вот уже несколько дней. Он возвращается завтра вечером.

– Когда он уезжает в Кембридж?

– В конце недели. – Алекс увидела, что муж огорчился. – В чем дело?

– Я надеялся, уик‑энд он пробудет здесь. Мы бы занялись посадками.

Алекс отбросила с лица длинную прядь светлых волос. Дэвид заметил, что в ее жесте промелькнуло раздражение – Фабиан был болезненной темой.

– Знаешь, дорогая, это раздельное существование довольно глупо. Мы в самом деле должны… – Он не договорил, почувствовав, что между ними появилась стена.

Покрутив в пальцах сигарету, Алекс покатала ее по столу, несколько раз ткнула ею в пепельницу.

– Я немало думала обо всем этом, Дэвид. – Сигарета вывалилась из пепельницы на розовую скатерть, и она торопливо подхватила ее, смахнув пальцем горсточку пепла. – Я хочу развестись.

Дэвид продолжал гонять вино по стенкам стакана, на этот раз небрежно – несколько капель выплеснулось ему на пальцы.

– У тебя кто‑то есть?

– Нет.

Она убрала с лица еще несколько прядей; слишком торопливо, подумал он, стараясь прочесть истину по ее покрасневшему лицу, в голубизне глаз, которые не отрывались от скатерти. Господи, до чего она хороша. Уверенность в успехе и упрямство, пришедшее с ним, преобразили ее, но лишь в лучшую сторону: она стала почти красавицей.

– Ты не против, если я останусь на вечер?

Она покачала головой:

– Нет, Дэвид, я бы не хотела, чтобы ты тут оставался.

– Это мой дом.

– Наш дом.

Отпив еще вина, он стал старательно вдыхать его аромат, не пытаясь скрыть разочарование.

– Тогда я поеду в Суссекс.

 

Дэвид высадил ее на Кингс‑роуд, в начале тупика.

– Я позвоню тебе, – сказал он.

Кивнув, Алекс закусила губу, стараясь не дать воли грусти.

– Прекрасно.

Она захлопнула дверцу пыльного «лендровера» и заторопилась вниз, минуя изящные домики времен Регентства; ветер бил в лицо, и она прищурила глаза, стараясь скрыть подступающие слезы. Кинув пальто на вешалку, Алекс вошла в гостиную и стала бесцельно расхаживать по ней. Взглянула на часы. Половина двенадцатого. Она слишком взвинчена, чтобы заснуть.

Открыв дверь под лестницей, она спустилась по узким ступенькам, улавливая знакомые запахи проявителя и фиксатора из своей лаборатории. Дверь закрылась с сухим щелчком, напоминающим пистолетный выстрел. Внезапно воцарившаяся тишина вызвала у нее острое беспокойство, и на мгновение пришла мысль: неужели звуки несут с собой свет, смолкают ли они, когда свет гаснет? Алекс прислушалась к тем звукам, которые издавала сама: дыхание, шуршание блузки… На какое‑то мгновение ей показалось, что она незаконно вторглась в свое собственное помещение.

Быстрый переход