– Что «порой»?

– Порой… – Он замолчал, не в силах подобрать слова. Наклонившись, вставил кассету в плеер, и через секунду раздался громкий чистый голос Элки Брукс. Хмыкнув, он приглушил звук. – Значит, викарий посоветовал тебе выяснить как можно больше подробностей о Фабиане?

– Да, младший викарий.

– И что тебе удалось выяснить?

– Что он не бросал свою девушку, Кэрри, это она бросила его.

– И какой же ты сделала из этого вывод? Что он был гордый?

Алекс засмеялась:

– Знаешь, прошлой ночью я вела себя как идиотка.

– Когда устаешь, воображение выкидывает всякие шутки.

– Ты когда‑нибудь слышал о медиуме Моргане Форде?

Он покачал головой и затянулся сигаретой.

– Как можно отличить честного человека от жулика?

– Среди них честных нет.

Алекс уставилась на него:

– Вы, ученые, порой бываете такими ограниченными и самодовольными, что выходишь из себя.

Филип раздраженно подал сигнал маленькой прокатной машине; четыре человека, сидевшие внутри, восторженно глазели на фасад магазина «Либерти».

– Нет, просто мы говорим правду, которая не нравится людям.

– Все равно это ограниченность.

Она была искренне удивлена, увидев, что ее «мерседес» стоит на том же месте, где она его оставила: его не уволокли на буксире, не разграбили и даже не приклеили на ветровое стекло квитанцию о штрафе.

Она поцеловала Филипа в щеку.

– Теперь с тобой будет все в порядке?

– Да.

– Думаю, что вытащу тебя сегодня пообедать, чтобы убедиться в этом.

Она покачала головой:

– Мне не хочется возвращаться вечером в пустой дом. Лучше приезжай ко мне, и я угощу тебя ужином.

– Около восьми?

Алекс чувствовала себя повеселевшей и отдохнувшей, но она знала: боль еще вернется. Она копилась в ней, ожидая лишь повода, чтобы вырваться наружу; и во второй половине дня, когда солнце станет клониться к горизонту, она достигнет предела; так было всегда, с самого детства, – депрессия наваливалась на нее воскресными вечерами.

Она поехала на юг через Воксхолл‑Бридж и к Стритэму, перед ней стояла неприятная задача: разыскать Кэрри и сообщить ей о Фабиане. У нее даже не было ее точного адреса. Она помнила лишь, что, когда они миновали антикварный магазинчик с выставленными на тротуар рядами кресел, Фабиан сказал: «Мама, а вот тут живет Кэрри», она посмотрела тогда направо и увидела кирпичную башню. Она возвышалась у подножия холма, похожего на тот, рядом с которым она сейчас находилась; Алекс увидела закрытую антикварную лавочку и справа в отдалении два серых башнеобразных здания. Развернувшись, она направилась к ним по узкой – едва можно протиснуться – улочке, заставленной подержанными машинами и запыленными фургонами. Два чернокожих мальчугана, игравшие на мостовой, уставились на нее, и она поймала себя на том, что краснеет, словно у нее не было права находиться здесь, словно она вышла за границы отведенной ей территории.

Дорога, изгибаясь, поднималась все выше, мимо двухэтажных строений, с крутыми металлическими лестницами, ведущими на верхний этаж. С балконов и из окон свисали выстиранные полотенца, рубашки и нижнее белье; совсем как в гетто, подумала Алекс.

Наконец она увидела две мрачные кирпичные башни с выщербленной бетонной облицовкой. Они высились на фоне неба, как два нелепых надгробия.

Алекс вылезла из «мерседеса», внимательно закрыла его и вошла в холл ближайшего здания. На полу валялись осколки верхней стеклянной части одной из дверей, другая дверь болталась на одной петле. На стене большими красными буквами аэрозолем из баллончика было выведено слово «трахнуть» и стоял неприятный запах, происхождение которого она не могла определить.