Он попытался вырваться, но менеджер крепко держал его. Из ворот все еще в фартуке выбежала Элизабет и бросилась навстречу. Фримэн попытался проскользнуть у Симонов между ног, но потерпел неудачу и был вручен жене. Поблагодарив Симонов, Элизабет ввела мужа в дом.

В спальне он сразу направился к дивану, но жена подхватила его на руки и, к удивлению Фримэна, уложила его в детскую кровать. Он попытался возражать, но Элизабет, поправив подушки и взяв его халатик, вышла. Фримэн облегченно вздохнул.

Несколько минут он восстанавливал дыхание. Случилось то, чего он больше всего боялся: несмотря на свою беременность, Элизабет сочла его своим сыном. Процесс превращения Фримэна из мужчины в ребенка был сокрыт от нее, и теперь Фримэн был для нее ее ребенком.

Вскоре он обнаружил, что не может выбраться из кровати. Прутья были слишком прочны, а бортики слишком высокими. Сев, Фримэн стал нервно играть с большим пестрым мячом.

Только сейчас он понял, что надо было не скрывать от Элизабет процесс деформации, а, наоборот, привлечь ее внимание и доказать свою личность.

Он встал и принялся исследовать свою кровать.

Услышав шум, вошла Элизабет.

— В чем дело, дорогой? — спросила она, склоняясь над кроватью. — А как насчет бисквита?

Взяв пирожное, Фримэн собрал свою волю и проговорил:

— Я все не бенок.

— Ты не ребенок? Какая грустная новость. — Элизабет засмеялась.

— Я не бенок! Я вой уж! — крикнул он. Она взяла пустую тарелку и поставила на тумбочку. Несмотря на жалкое сопротивление Фримэна, она раздела его и отнесла одежду в стиральную машину.

Когда Элизабет вернулась из ванной, он поднялся и стал кричать:

— Лизбет! Моги не! Я не…

Элизабет вышла из комнаты. Тогда он стал искать что-нибудь пишущее. Но вокруг ничего подходящего не было. Он сунул палец в рот и написал слюной на стене:

"ЭЛИЗАБЕТ! ПОМОГИ МНЕ. Я НЕ РЕБЕНОК”.

Он стал стучать ногами по полу и в конце концов привлек ее внимание. Но когда он обернулся к стене, то обнаружил, что буквы уже высохли. Вскочив на подушку, Фримэн принялся восстанавливать надпись. Но не успел он начертить и несколько знаков, как Элизабет взяла его за пояс и уложила на подушки, накрыв сверху одеялом.

Во время еды он попытался что-нибудь сказать, но тонкий голосок не слушался его. Когда Элизабет отвернулась, Фримэн выложил кусочки хлеба в геометрические фигуры, но она только всплеснула руками и убрала хлеб подальше. Он все время внимательно смотрел на жену, надеясь, что она узнает в двухлетнем ребенке своего мужа, но безрезультатно…

Время играло против него. Вечером Фримэн забылся тяжелым сном, а утром почувствовал себя немного лучше, но ближе к полудню жизненная энергия стала покидать Фримэна. Он обнаружил, что перемены продолжаются, так как с трудом мог подняться с кровати. Постояв на ногах несколько минут, он почувствовал себя уставшим и вымотанным.

Он полностью потерял дар речи: изо рта доносились только какие-то младенческие хрипы и писки.

Лежа в кровати с бутылочкой теплого молока во рту, Фримэн ждал, когда же придет Хэнсон. Хэнсон был его последней надеждой. В конце концов он должен был прийти и узнать, что стало с Фримэном.

— Как дела, миссис Фримэн? Я пытался дозвониться до вас целую неделю.

— О, все нормально, мистер Хэнсон. — Элизабет все время держалась между ним и коляской. После секундной заминки она продолжила:

— Видимо, наш телефон сломан. Надо бы вызвать мастера.

— А почему ваш муж не был в субботу в офисе? С ним что-то случилось? — Хэнсон внимательно смотрел на Элизабет, одновременно приближаясь к коляске.