Пончик нахмурился. Он привык - в кадрах, как перед вратами рая, души людей цепенеют и в глаза ключника все смотрят с трепетом. Здесь не дерзят и каждому слову внимают с полным вниманием.

- Ваше дело. Ваше. Кстати, знаете, что самое неприятное в моей работе? - Тут же пончик сам поспешил дать ответ: - Извещать офицеров о предстоящем сокращении штатов.

Мое начальство подобных разговоров не любит, если не сказать - боится. Все поручается мне. Как говорят, они выносят приговор, я его привожу в исполнение.

Лукин понял: пончик сообщал ему неприятное решение с деликатностью боцмана, которому командир корабля велел поставить матроса Иванова в известность о внезапной смерти отца. При этом командир предупредил: "Ты, боцман, как-нибудь поделикатней.

Чтобы не обухом по голове". Боцман построил матросов и подал команду: "Все, у кого вчера умер отец, шаг вперед!" Никто не сдвинулся с места. Ктогда боцман рявкнул: "Матрос Иванов, почётйу не выполняете команду?! Взыскание получить захотели?"

Говорить с пончиком, а тем более унижаться, выспрашивая, как и почему возникло решение его уволить, Лукин не захотел. Он понимал, что, сколько бы ни надувал щеки кадровик-кавторанг, решение принимал не он, поскольку в этой конторе от него почти ничего не зависит. Браки и разводы скрепляются на небесах.

- Что прикажете?

Лукин был предельно спокоен и сух. Он умел держать удары и никогда никому не показывал, насколько задет или обижен.

- Вам срочно надо лечь в госпиталь на освидетельствование. - Пончик обрадовался, что подполковник принял сообщение без гнева, не впал в шок, и потому сразу заторопился. - Мы тем временем подготовим все документы.

Прямо от кадровика Лукин прошел в приемную командующего. Обычно Рогов принимал его без особых формальностей: надо, значит, заходи. Как будет с Егоровым - неизвестно, но попробовать не мешало. Еще месяц назад они вместе с вице-адмиралом выходили в море на борту "Орлова". Егоров тогда живо интересовался делами боевых пловцов, брал Лукина под руку, деликатно расспрашивал о сложностях, которые стояли перед подразделением. Расставаясь, предложил: "Будет необходимость, заходи"

У Лукина подобной необходимости не возникло, а зря. Егоров уже тогда присматривал людей в свою команду, прощупывал, проминал, изучал, на кого и в какой степени можно положиться. А служака Лукин, веривший в то, что его ценят не за личную преданность, а за квалификацию, не распознал сигнала, пренебрег им. Может, приглашение осталось в силе?

В приемной командующего все так же - по-военному строго, чисто и официально.

- Вы к кому?

Капитан первого ранга, дежуривший в приемной, посмотрел на Лукина как на неопознанный плавающий предмет - с интересом и опаской одновременно.

Лукин представился. Сообщил, что хотел бы поговорить с командующим.

- Подполковник Лукин? - Капитан первого ранга сделал вид, будто сосредоточенно размышляет. Наконец вспомнил: - Ах да, боевые пловцы. Так?

- Точно.

- Добро, товарищ подполковник. С вами все в порядке. Можете не волноваться. Командующий флотом вопросов к вам не имеет. Вы свободны.

Лукин стиснул зубы. Свинцовая усталость, накопившаяся в душе, водолазным балластом навалилась на плечи. Ах как наши начальники умеют формулировать свое нежелание кого-либо видеть. Точно так же они обучены в упор не узнавать тех, кому совсем недавно дружески тряоди руку и обещали: "Будет необходимость, зжоди". Оказывается, заходить следует не тогда, когда это нужно тебе, а в момент, если ты сам потребовался начальству. Но такое во все времена называлось вызовом к командиру и никак не включало в себя формулу:

"Будет необходимо..."

- Спасибо, каперанг. - Лукин плюнул на все правила флотской вежливости. Коли его вышибали таким образом, он уже не считал себя обязанным скрывать свои чувства.