Вот и Столарик нес всякий вздор, а сердце Дюри удручала мысль, что никогда у него не будет имения, английского парка и всего, что с этим связано; он как бы заново увидел мир, и этот мир показался ему печальным.

А мир оставался прежним. Все шло своим чередом, словно Адамец и не сожгла старую ручку от зонта. В гостиной священника стрелка музыкальных часов подошла к римской двойке, часы сыграли песенку, слуги накрыли стол к обеду, Адамец внесла суп, преподобный отец отыскал своих гостей, провел их в столовую, усадил справа и слева от мадам Крисбай а вдруг заметил:

— А где же Веронка?

— Именно об этом я хотела спросить, — сказала мадам. — Разве она не была с господами?

— Я думал, — произнес священник, — что она была с вами.

— Я ее не видела уже часа два.

— Мы тоже.

— И я.

— Может, она на кухне?

Мадам Крисбай с раздосадованным лицом поднялась с председательского места, чтобы привести Веронку, но вскоре вернулась, пожимая плечами.

— В кухне ее не видели.

— Нечего сказать, хороши шуточки, — вспылил преподобный и выбежал сам разослать слуг, чтоб они поскорее нашли барышню, — сидит, верно, где-нибудь в садовой беседке и читает роман. Из кухни слышались причитания Адамец: вот, мол, обед теперь перестоится, все блюда испортятся…

— Так подавайте на стол, — приказал священник. — Кто отсутствует, тот обойдется без обеда. Нельзя в конце концов заставлять ждать такую высокочтимую особу, как господин председатель, тем более что он собирается уехать домой.

Одно за другим вносили блюда: после супа гуся с кашей, голубцы со свиными ушами и жиром — сам король не едал ничего вкуснее! — потом поросенка, блинчики. О Веронке не было ни слуху ни духу. Явилась Ханка и доложила, что барышни нигде нет.

Дюри сидел безучастно, словно деревянный, только лицо у него побледнело, как у покойника.

— Э, а может, она уснула в пчельнике? — заметил священник. — Или… — он поколебался минутку, продолжать ли, — быть может, между вами что-нибудь произошло?

Он испытующе поглядел на Дюри.

— Между нами? Нет, ничего, — сказал Дюри, зябко передернув плечами.

— Тогда сбегай-ка, Ханка, в новый дом, посмотри там в пчельнике. А мы, господа, выпьем, не стоит тревожиться! Ведь она еще ребенок, каприз влечет ее то туда, то сюда. Быть может, за бабочками гоняется. Благоволите попробовать это красное, господин председатель.

Так он уговаривал скорее не гостей, а себя, сидя как на иголках; сердце его сжимало беспокойство, беседовал он рассеянно. Председатель спросил, сказалось ли раннее лето этого года на местных урожаях, и если сказалось, то как.

— Не знаю, — последовал ответ.

— У вас, преподобный отец, есть еще братья, сестры?

— Человека два было, — ответил священник.

Неловкие ответы указывали на его подавленное настроение, он сидел с гостями только из приличия. Наконец председатель отважился и за черным кофе сказал ему:

— Лучше бы вы, ваше преподобие, сами поискали барышню. И будьте любезны, прикажите моему кучеру запрягать. Ведь отсюда до Бестерце путь немалый!

Священник воспользовался предложением, мадам Крисбай также попросила разрешения удалиться: все случившееся было так странно, что и она начала беспокоиться.

Двое мужчин остались одни. Наступила мучительная тишина. Призрачно тикали стенные часы. Широко открытыми глазами Дюри пристально, неподвижно уставился на съежившуюся в клетке канарейку. Она тоже сейчас казалась очень грустной.

— Вели и ты запрягать, — прервал наконец молчание председатель. — Поедем вместе.

Что-то похожее на стон вырвалось у Дюри, понять, в чем дело, было нелегко, но так как он при этом еще потряс головой, стало ясно, что у него нет намерения уезжать.