Мы взялись за работу, и тут выяснилось, что не так уж она страшна, какой казалась поначалу. Целую неделю мы провели за разборкой бумаг: отряхивали их от пыли, аккуратно расставляли по полкам, записывали, что где стоит. А к концу недели все было готово.

Я стоял посреди комнаты, осматривал полки и только диву давался. Вдруг дверь распахнулась и вошел доктор Дулиттл. Он тоже несказанно удивился.

— Невероятно! — воскликнул он. — Невероятно, Стаббинс!

— Да, господин доктор, — согласился я с ним. — Просто невероятно, как вам удалось все это записать.

— Ах, все это пустяки, — махнул рукой доктор. — Написать было совсем нетрудно. Невероятно, что вы управились так быстро.

Сидевшая у меня в кармане белая мышь пискнула:

— Доктор, если это все написано о зверях, то лучше бы положить бумаги пониже, чтобы мы могли взять их с полок.

Доктор Дулиттл удивленно посмотрел на нее, потом почесал затылок.

— Да, наверное, так, — протянул он. — Однако эти бумаги будут вам неинтересны. Конечно, можно было бы написать сказки, но ведь вы не умеете читать.

— Нет ничего легче, чем научиться читать, — самонадеянно заявила белая мышь. — Сначала вы научите меня, а я научу всех остальных. Представьте себе, доктор, в нашем клубе крыс и мышей до сих пор нет и ни одной книги. Куда же это годится?!

Доктор улыбнулся в отпет и скапал:

— Прежде чем поставить книги в вашем клубе, их надо написать, а до сих пор не придуманы даже буквы для мышиной азбуки.

Однако обескуражить белую мышь было не так-то просто.

— Но ведь и люди когда-то не умели писать, а потом они придумали азбуку. Неужели вам, знаменитому доктору Дулиттлу, трудно составить азбуку для мышей, совсем простую азбуку. Вот увидите, через неделю весь наш клуб будет запоем читать ваши книги.

Доктор всю свою жизнь посвятил зверям, он их любил, он их воспитывал. Можете себе представить, как его заинтересовало нелепое, на первый взгляд, предложение белой мыши. Он тут же принялся за работу и придумал для мышей и крыс простенькую азбуку, которая состояла всего лишь из десяти букв. Доктор Дулиттл назвал ее мышиной азбукой, но Полли и я окрестили ее «пискучей» азбукой, потому что, как бы вы ни произносили эти звуки, в результате получался только писк. Но что делать — уж такой пискучий язык у мышей.

А потом доктор написал книги. Это были сказки. В них говорилось о мышах-героях, побеждающих свирепых котов, о мышках-ловкачах, умеющих вытащить кусочек сыру прямо из мышеловки, о крысах-мореплавателях.

Л потом пришла очередь печатать и брошюровать книги. Конечно, книги были маленькие, такие чтобы их могли взять в лапки даже крошечные мышата. «Надо дать образование молодежи, — говорила белая мышь. — Ведь именно они будут строить наше светлое мышиное будущее». Самая большая книга была не больше почтовой марки.

Когда я переписывал вручную все ее страницы, мне приходилось пользоваться увеличительным стеклом. Но эти крохотные буковки были не такими уж и маленькими для мышиных глаз, ведь, как известно, мыши без труда различают даже отдельные пылинки.

Я очень гордился своей работой, и, когда наконец первая книга на мышином языке была готова, я написал на титульном листе фамилию издателя: «Стаббинс Стаббинс. Паддлеби-на-Марше». Честно сказать я не знал, кто был вторым Стаббинсом, но мне казалось, что лучше и солиднее, когда подписываешься двумя фамилиями.

Конечно, книга была прежде всего результатом труда доктора Дулиттла, но все же изготовил ее я. Я чувствовал себя первопечатником.

— Ах, Том, — восторженно пищала белая мышь, когда я показал ей готовую первую книгу.