|
Животных окружали, разделяли на группы и ставили на них клейма, которые затем регистрировали в книге, чтобы избежать неразберихи и воровства. Тогда же забивали скот, сдирали шкуры, солили мясо и заготавливали жир. Королями родео были нукеадоры, знаменитые наездники, способные на полном скаку убить быка ударом кулака в затылок. Контракт с ними заключали заблаговременно, на год вперед. Нукеадоры приезжали из Мехико и с американских пастбищ на специально обученных конях, вооруженные длинными обоюдоострыми кинжалами. Когда быки падали наземь, на них набрасывались обдирщики, способные за несколько минут целиком снять шкуру. Затем за дело принимались резчики мяса и напоследок индианки, которым предстояло собрать жир, перетопить его в огромных котлах и перелить в бурдюки из бычьих пузырей или кишок. Заодно женщины дубили кожи, стоя на коленях и выскребая их заостренными камнями. Животные бесились от запаха крови, и ни разу не обошлось без того, чтобы быки не выпотрошили нескольких коней или не подняли на рога какого-нибудь бедолагу. Вообразите огромные стада, вздымающие на бегу клубы пыли! Публика не спускала восхищенных глаз со скотоводов в белых шляпах, которые ловко сидели верхом на своих скакунах, над головами у них плясали лассо, а на поясах сверкали кинжалы; хрип поверженного скота сливался с восторженными криками и собачьим лаем; запах выступавшей на бычьих боках пены и пота скотоводов мешался с таинственным ароматом индианок, который навсегда лишал мужчин покоя.
Когда родео кончалось, в поселке на несколько дней воцарялось шумное веселье. Богачи и бедняки, индейцы и белые, молодежь и немногочисленные старики праздновали вместе. Еда и питье были в изобилии; пары танцевали, пока не падали от головокружения, под аккомпанемент выписанных из Мехико музыкантов; петушиные и собачьи бои сменялись схватками быков, медведей и людей. Иные за ночь проигрывали все, что заработали на родео. На третий день падре Мендоса служил мессу. Он хлыстом сгонял пьяниц в церковь и с мушкетом в руке заставлял соблазнителей жениться на обесчещенных девушках, чтобы спустя девять месяцев не возникало скандалов из-за детей неизвестных отцов. После родео требовалось уничтожить дикие табуны, чтобы освободить пастбища для скота. Диего всегда сопровождал скотоводов, а Бернардо был с ними только раз и долго не мог опомниться от ужасного зрелища. Всадники окружали табун, пугали лошадей выстрелами и собачьим лаем и галопом гнали их к обрыву. Лошади сыпались с кручи сотнями, одни на других, сворачивая себе шеи или ломая ноги при падении. Те, кому повезло, погибали сразу, остальные агонизировали по нескольку дней в туче москитов и зловонии от разлагающегося мяса, привлекавшем медведей и стервятников. Два раза в неделю Диего посещал миссию Сан-Габриэль, где падре Мендоса давал ему начатки образования. Бернардо неизменно сопровождал брата, и в конце концов падре Мендоса стал допускать его в класс, хотя считал, что знания индейцам не нужны и даже опасны. Образование могло подвигнуть их к бунту. Бернардо был не столь сообразителен, как Диего, но привык брать упорством и ночи напролет твердил уроки, рискуя сжечь себе ресницы в пламени свечи. Его сдержанный, спокойный нрав контрастировал с шумной веселостью Диего. Бернардо преданно следовал за другом во всех его сумасбродных проделках и со смирением принимал наказания. Окрепнув, он стал защищать молочного брата, которого считал особенным человеком, вроде героев сказаний Белой Совы. Диего, для которого спокойно находиться в помещении было мукой, старался поскорее усвоить урок и вырваться из-под опеки падре Мендосы. Наука влетала ему в одно ухо, и мальчик старался затвердить знания, прежде чем они вылетят через другое. Он ловко скрывал свою рассеянность от падре Мендосы, но, помогая Бернардо, учился и сам. Диего был так же неутомим в играх и проказах, как его брат в учении. После долгих препирательств друзья пришли к соглашению, что Диего будет учить Бернардо, если тот станет тренироваться вместе с ним в обращении с лассо, кнутом и шпагой. |
