|
— Он пошел регистрировать наш багаж. Я говорю так, потому что я действительно так думаю! — Она остановилась у газетного киоска. Плотно сложенные пачки газет щетинились картинами мира, несущегося по течению: экономический кризис, безработица, политические скандалы, социальные конфликты, экологические катастрофы… — Ты не боишься, что с Рафаэлем твоя жизнь будет предсказуемой? — нанесла удар Джулиана. — Это не проблема! — ответила Маделин. — Мне был нужен кто-то твердый, надежный, верный. Ведь вокруг нас все так неустойчиво, хрупко и шатко. Я не хочу подобного в моем браке. Я хочу возвращаться вечером домой и быть уверенной, что найду там мир и спокойствие. Ты понимаешь? — Хм… — отозвалась Джулиана. — Никаких «хм», Джул. Иди лучше, начинай обход магазинов, выбирай платье — тебе быть подружкой невесты! — Хм, — тем не менее повторила молодая англичанка, но на этот раз больше для того, чтобы скрыть свое волнение, чем для того, чтобы продемонстрировать свой скептицизм. Маделин посмотрела на часы. У нее за спиной, на взлетно-посадочной полосе, серебристые самолеты ожидали своей очереди на взлет. — Хорошо, я оставлю тебя в покое, мой рейс отправляется в 17.30, а я еще не получила моего… моего мужа! — Твоего будущего мужа, — поправила ее Джулиана. — Когда ты приедешь ко мне в Лондон? Почему бы не в этот уик-энд? — Как бы мне хотелось! Но это невозможно, мы приземлимся в Руасси слишком рано. У меня едва хватит времени, чтобы принять душ у себя дома перед открытием магазина. — То есть ты не прекращаешь работу, ведь так? — Я флорист, Джул! А в Рождество у меня больше всего работы! — Постарайся хотя бы поспать во время перелета. — Ладно! Я перезвоню тебе завтра, — пообещала Маделин. ОН — Не настаивай, Франческа, не может быть и речи, чтобы мы увиделись! — Но я всего лишь в двадцати метрах от тебя, внизу, у самого эскалатора… С телефоном, словно приклеенным к уху, Джонатан нахмурился и подошел к балюстраде, выходившей на эскалатор. Внизу стояла молодая брюнетка, которая говорила по телефону, держа за руку ребенка в слишком большой для него куртке. У нее были длинные волосы, джинсы с заниженной талией, дутая пуховая куртка, а также дизайнерские солнцезащитные очки с широкой оправой, которые, словно маска, скрывали часть ее лица. Джонатан махнул рукой в сторону своего сына, робко ответившего на его приветствие. — Отправь ко мне Чарли и уходи! — приказал он. Каждый раз, когда он видел свою бывшую жену, его охватывал гнев, смешанный с болью. Это было сильное чувство, которое он не мог контролировать и которое делало его одновременно и злым, и подавленным. — Ты не можешь продолжать разговаривать со мной так! — запротестовала она. В ее речи слышался небольшой итальянский акцент. — Не смей даже пытаться учить меня! — взорвался он. — Ты сделала свой выбор, и теперь тебе придется мириться с последствиями. Ты предала свою семью, Франческа! Ты предала нас, Чарли и меня. — Оставь в покое Чарли! — В покое? В то время как он как раз и есть тот, кто платит за разбитую посуду? Это из-за твоей выходки он видит своего отца всего лишь несколько недель в году! — Я сожа… — А самолет! — перебил он. — Ты хочешь, чтобы я напомнил тебе, почему Чарли боится летать на самолете один, и из-за этого я должен ехать через всю страну во время любых школьных каникул? — спросил он, повышая голос. — Все, что произошло с нами… это жизнь, Джонатан. |
