Лазур учтиво склонил голову и занял предложенное место.

— Благодарю вас, но я уже поглощал питательные вещества на этой неделе, — отозвался он, пытаясь изобразить хорошие манеры. В мою сторону он бросил быстрый взгляд, но если и был удивлен, увидев меня здесь, то ничем не показал этого. — Комиссар, вы хорошо выглядите. Я так понимаю, что ваше взаимодействие с инквизитором в результате оказалось удовлетворительным?

— Да, и весьма, — ответила Эмберли, послав мне едва заметную усмешку, — но я боюсь, что вы зря проделали весь путь сюда. Кайафас не более нашего представляет себе, где обретается Метей.

— Это неутешительно, — произнес магос, умудрившись проговорить это так, что смысл изменился до обратного. — Я надеялся, что человек его находчивости сможет отворить такие двери, которые прежде оставались для нас закрытыми.

— Я тоже, — пришлось мне заверить техножреца ничего не значащей фразой, создавая впечатление, что я с самого начала был посвящен в поиски шестереночника-отступника, и едва начал говорить следующую фразу, как обнаружил, что вижу сразу несколько открывающихся в этом плане возможностей. — Мое положение в Комиссариате предоставляет мне доступ к разведывательным данным, которые в данный момент анализируются Гвардией и Арбитрес, к примеру. — Я кинул взгляд на Эмберли. — Если, конечно, вы уже не посвятили в подробности Живана и Киша.

— Только не касательно этого, — заверила инквизитор. — У них и так хватает забот с генокрадами и роем. — Она пожала плечами, отодвинула тарелку и сделала глоток рекафа. — К тому же тенесвет…

— Что-что? — переспросил я, не донеся до рта полную ложку того самого салата.

Лазур любезно подхватил:

— Артефакт ксеносов, с которым скрылся Метей. После его отбытия мы нашли в Долине Демонов и другие предметы, включая набор металлических табличек из неизвестного нам состава, которые содержали фрагменты надписей, одна из которых, как нам кажется, упоминает об артефакте именно таким образом.

Знакомое сухое покашливание ознаменовало прибытие Мотта, который прислушивался к последним фразам нашего разговора и, кажется, был более не в силах удержаться, чтобы не претворить в слова тот поток связанной с темой обсуждения информации, которая была закодирована в его аугметическом мозжечке.

— Язык этот так и не был расшифрован, — встрял он, протягивая руку за кувшином-термосом с рекафом, который Земельда только что выставила на буфет, и налил себе полную чашку. Я уже было напрягся, ожидая увидеть, как он обваривает пальцы, а чашка падает на ковер, но он проделал все с идеальной точностью, продолжая в то же время говорить и, похоже, не делая пауз, чтобы вдохнуть. — Но необходимо упомянуть, что ранее похожие надписи уже обнаруживались в самых разных частях Галактики и была предпринята не одна попытка вчерне расшифровать значения некоторых символов. Главной сложностью оказалось то, что эти надписи, хотя и являются древними настолько, что их возраст невозможно даже вообразить, все же относятся к разным временным периодам, между которыми проходили целые геологические эры, и нет никакой уверенности, что какая-либо система символов могла сохраниться в неизменности за такое время.

Вспоминая ломаный готик, на который соскальзывала Земельда, когда забывала, что остальные присутствующие здесь не с этого мира, я счел последний довод вполне убедительным, но все же не торопился соглашаться. Если уж Мотт начинал говорить, то последнее, что вам захочется делать, так это поощрять его словоизвержение.

— С другой же стороны, повторяемость надписей и единство методов, которыми были изготовлены те немногие артефакты и другие фрагменты, собранные в столь разнообразных местах раскопок, кажется, должны свидетельствовать, что это было весьма устойчивое общество, просуществовавшее весьма продолжительное время, что могло сохранить относительную неизменность языка, — это никоим образом нельзя сбрасывать со счетов.