Смерть настигла профессора во время его возвращения с места
причала парохода из Ньюпорта; свидетели утверждали, что он упал,
столкнувшись с каким-то негром, по виду -- моряком, неожиданно появившимся
из одного из подозрительных темных дворов, выходивших на крутой склон холма,
по которому пролегал кратчайший путь от побережья до дома покойною на
Вильямс-стрит. Врачи не могли обнаружить каких-либо следов насилия на теле,
и, после долгих путаных дебатов, пришли к заключению, что смерть наступила
вследствие чрезмерной нагрузки на сердце столь пожилого человека, вызванной
подъемом по очень крутому склону. Тогда я не видел причин сомневаться в
таком выводе, однако впоследствии кое-какие сомнения у меня появились -- и
даже более: в конце концов я счел его маловероятным.
Будучи наследником и душеприказчиком своего двоюродного деда, который
умер бездетным вдовцом, я должен был тщательно изучить его архивы; с этой
целью я перевез все папки и коробки к себе в Бостон. Основная часть
отобранных мною материалов была впоследствии опубликована Американским
Археологическим Обществом, но оставался еще один ящик, содержимое которого я
нашел наиболее загадочным и который не хотел показывать никому. Он был
заперт, причем я не мог обнаружить ключ до тех пор, пока не догадался
осмотреть личную связку ключей профессора, которую тот носил с собой в
кармане. Тут мне, наконец, удалось открыть ящик, однако, сделав это, я
столкнулся с новым препятствием, куда более сложным. Ибо откуда мне было
знать, что означали обнаруженный мной глиняный барельеф, а также
разрозненные записи и газетные вырезки, находившиеся в ящике? Неужели мой
дед в старости оказался подвержен самым грубым суевериям? Я решил найти
чудаковатого скульптора, несомненно ответственного за столь очевидное
расстройство прежде трезвою рассудка старого ученого.
Барельеф представлял собой неправильный четырехугольник толщиной менее
дюйма и площадью примерно пять на шесть дюймов; он был явно современного
происхождения. Тем не менее изображенное на нем ничуть ни отвечало
современности ни по духу, ни по замыслу, поскольку, при всей причудливости и
разнообразии кубизма и футуризма, они редко воспроизводят ту загадочную
регулярность, которая таится в доисторических письменах. А в этом
произведении такого рода письмена безусловно присутствовали, но я, несмотря
на знакомство с бумагами и коллекцией древних рукописей деда, не мог их
идентифицировать с каким-либо конкретным источником или хотя бы получить
малейший намек на их отдаленную принадлежность.
Над этими иероглифами располагалась фигура, которая явно была плодом
фантазии художника, хотя импрессионистская манера исполнения мешала точно
определить ее природу. |