– Скажи, отчего люди в городе не видят Башни, точно слепые? Кто построил ее и почему она наполовину разрушена?

Он ответил не сразу.

– Люди бывают слепы к тому, что не привлекает их яркостью. Или наоборот, чернотой. Никто не знает, кто и когда возвел Башню. Тот, Кого чтут в ней, давно забыт. О Нем знают только несколько Его служителей, которые передают это знание испокон веков своим преемникам. Если мне не удастся то, что я задумал, я стану одним из них.

– Ты задумал возродить традицию Башни? – Ди приподнялась на локте и смотрела на него круглыми глазами.

– Не Башни. Я хочу, чтобы мой народ вспомнил своего Бога… А что до Башни… Ее никто не разрушал. Она всегда была такой. Ее просто не достроили.

– Просто? – Ди опять подумала о Вавилонском столпотворении.

– Тебе здесь уже, наверное, поведали о незавершенности человеческой? О недотворенности мира, который должны досоздать люди? Это все и есть Башня. Душа человеческая и душа мира.

Ди смотрела вдаль – на теряющиеся там окраины города, на горизонт в легкой синеватой дымке и спускающийся к нему пламенный апельсин солнца.

– Красиво, – сказала она.

– Да, – согласился он. – Душа красива даже в своей незавершенности.

Он тоже поднялся и сел – боком к ней. Ди увидела на его левом предплечье круглую отметину. На мгновение застыла, борясь с разочарованием. Не хотелось разрушать романтическую идиллию, упускать и без того недолговечный миг.

Иллюзия победила. Ди снова улеглась на спину и закрыла глаза, нежась в теплых лучах. Он провел рукой по ее животу, потом забрался повыше, едва касаясь кожи. И вдруг сказал:

– Ты не блудница.

Ди не приняла это всерьез и, блаженно жмурясь, пробормотала:

– Я еще не всему научилась. Я только недавно в Храме.

– Ты не из Храма и ты не блудница, – возразил он. – Ты – чужая.

Ди открыла глаза и порывисто села. Его рука соскользнула вниз и легла ей на бедро.

– Откуда ты знаешь?

– Мне сказал об этом Другой.

– Ты спрашивал Его обо мне? – удивилась Ди, чувствуя, как разгорается безумная надежда. – Так значит, вчера, там, на улице, ты сказал неправду?

Он отвернулся, убрал руку.

– Не знаю. Наверное, правду. Я не спрашивал Его о тебе. Но иногда Он говорит не то, о чем спрашиваешь, а то, что сочтет нужным. Ты заняла чужое место. Ты не та, за кого себя выдаешь.

Надежда погасла, так и не расцветившись. Ди ощутила внезапное раздражение и даже больше того – злость. Иллюзия была бесповоротно разрушена, но почему же вина за это возлагается на нее одну?

– Кто бы говорил! – жестко ответила она и ткнула пальцем в отметину на предплечье. – А это что такое?

Он скосил глаза и пожал плечами.

– Шрам от дротика.

Ди задохнулась от возмущения. Она еще не совсем ослепла, чтобы не отличить след оспенной прививки от чего-либо другого! И медленно занеся руку, с холодной яростью влепила ему пощечину – он не успел остановить ее, занятый своей рубахой.

Теперь он и вовсе не смотрел на нее. Лицо его сделалось белее белого. Задумчиво потирая щеку, он проговорил:

– Ты не должна была этого делать.

Затем принялся натягивать на себя одежду. Уже полностью остыв, с ледяным спокойствием и интересом Ди спросила его:

– Ты никогда не получал пощечин от бабы? – Она тоже встала и начала одеваться.