Они взбежали на крыльцо и нырнули под сень заброшенного дома – дверь была нараспашку. Через просторный коридор, где густел полумрак, вышли на светлую застекленную веранду. Здесь стоял круглый дощатый стол, но не было ни одного стула и вообще никакой другой мебели. На облицованной деревом стене висел унылый пейзаж в рамке. Ди примостилась на столе. Дождь барабанил по стеклу, словно тоже просился на постой, под крышу, в тепло дома. Только тепла здесь не было. Ди не заметила, как начала дрожать. «Чей это дом?» – «Одного старого заслуженного мизантропа. Он давно умер, а в завещании запретил продавать дом. Наследников не было, и все свои деньги он отдал городской казне в уплату этой милой причуды. Аренда земли на ближайшие лет двести. Естественно, без гарантии. Но желающие купить дом пока не сыскались. Нам лучше перейти в другую комнату. Там есть камин». – «А дрова?» – «А дровами будет этот стол. Странно даже, что он до сих пор уцелел. Сюда же наверняка бродяги наведываются».

Ди спрыгнула со стола. «Кстати, ты не заметил одной маленькой вещи. Ты рассуждал о логике, но у меня-то ее как раз не было. Понять и простить врага – это совсем не логика». Ник перевернул стол и ловко обезножил его тремя ударами ботинком – по одному на каждую ножку. «Я знаю. Зато я заметил другую маленькую вещь. Когда ты это говорила – о враге и уродах, в которых надо найти каплю божественного смысла, – ты сама не верила в это. У тебя на лице было написано как раз отвращение к уродам. А если нет веры – остается голая логика. Абсолютный рационализм». Столешница превратилась в груду досок. Никита сгреб их в охапку и понес. Ди подхватила остатки. Голова родила еще один аргумент. Но озвучив его, Ди сообразила, что плавно переместилась на точку зрения оппонента, а значит, и спорить дальше бессмысленно. «А тебе не кажется, что таких выпотрошенных уродов стало слишком много в мире? И милосердие тут уже не работает?» – «Именно что кажется. Поэтому и существуем мы». – «Вы, супермены-топорикометатели? – уточнила Ди. – И много вас таких?» – «Не очень. Скорее мало».

Комната с камином казалась огромной из-за отсутствия мебели. Очевидно, вся обстановка пошла на корм огню, обогревавшему в холодную пору здешних бродяжек. Причуда мизантропа естественным образом перешла в свою противоположность – в благодеяние гуманиста. Через минуту пламя уже пробовало на вкус угощение, а через пять – жадно пировало, удовлетворенно потрескивая.

Ди села рядом на корточки и протянула к огню руки. Никита устроился на подоконнике. Дождь решил припустить всерьез и шумел не хуже ниагарского водопада.

На ближайший по крайней мере час им была обеспечена романтика промокших ног, заброшенной хижины и голодного кукования у весело сыплющего искрами камелька.

ПЯТЫЕ ВРАТА И ЗАКОЛДОВАННОЕ ЧИСЛО

Ди глубокомысленно терла руки, согреваясь. «Чего я не понимаю, так это того, как можно выпотрошить кого-то, лишить души. По христианским канонам душа отлетает только со смертью. У язычников она выбирается погулять во время сна. Но всегда возвращается. Есть еще йоги, которые впадают в транс и летают над кактусами, но при этом физически становятся как трупы. Я что-то упустила?» Никита усмехнулся. «А ты сама-то где летала перед тем, как тебя попросили повязать галстук парню?» Ди почесала нос и задумалась. Потом снова потерла кончик носа и все-таки чихнула. А ведь действительно – летала. Над райскими кущами. В сопровождении голоса-искусителя. И потом, когда приземлилась, была рада-радехонька повиноваться этому голосу. Велел задушить демона – она бы задушила, если б не помешали. Ди посмотрела на Ника – в глазах немой вопрос, в скорченной позе – страх перед уже минувшим мигом.