Я срезала ему шишак на бронзовом шлеме, а обратным движением освободила его макушку от лишних волос.

Торговцы, солдаты, носильщики, жрецы — все заревели и замахали руками. Комедия удалась. Я понадеялась, что мне хотя бы теперь удастся скрыться, но внезапно очутилась в пустоте.

Свистящих и гогочущих зрителей словно сожрали бесы. Зато надо мной возвышался тот самый роскошный всадник на рослом глянцевом жеребце. Наконечники бронзовых копий уперлись мне в грудь.

— Дай! — блистающий воин протянул открытую ладонь. В ней поместились бы две мои руки.

— Дай ему свой меч! — шепотом подсказали сзади. — Ты оглохла? Отдай свой меч!

Я взвесила силы. В меня целились из четырех арбалетов. Только что я совершила преступление против империи, а этот суровый человек, вне сомнения, был здесь крупным начальником.

Я поцеловала меч и протянула его, рукоятью вперед. Человек в блестящих доспехах с интересом провел пальцем по лезвию, показал окружающим кровь на пальце. Его подчиненные вежливо заохали.

— Откуда ты родом? — спросил всадник. Он говорил, не напрягаясь, но его голос походил на рев океанской волны. Он согнул мой меч, отпустил, помахал им, поцокал языком. Было очевидно, что такое оружие он держит впервые.

Я назвалась, но так и не сумела перевести на язык империи мое имя.

— Диадарх приказывает тебе обнажить голову!

Даже без любимого меча я легко бы убила этого хама и еще пятерых из его свиты. Или даже шестерых. Остальные десять разорвали бы меня на части.

Поэтому я вновь решила не прерывать медитации и подчинилась.

В ответ военачальник тоже снял шлем. Плюмаж из павлиньих перьев подмел козье дерьмо в дорожной пыли. Он смотрел на меня, не моргая, точно лик Вишну, нарисованный на глиняной ступе. Нет, пожалуй, его черты выглядели даже грубее.

— Отдай мой меч, — попросила я.

— Диадарх приказывает тебе явиться в цитадель после вечерней жертвы Гефесту. Если хочешь получить назад свой меч, назовешь себя у западного входа.

Диадарх развернул коня, едва не затоптав меня, свита кинулась следом. Боги не наградили хозяина Александрии ни красотой, ни умом. Однако от него исходил настолько сильный запах власти, запах истинно мужской воли, что я не посмела перечить.

— Кто этот задавака? — спросила я притихших лавочников.

— Задавака? Ты кого так назвала? — развеселились торгаши. — Это же сам наместник Леонид! Спаси тебя Гера от его гнева.

— Ваш наместник для меня не хозяин, — задиристо объявила я.

— На тысячу стадий в каждую сторону он заменяет самого наследника Искандера. — Пожилой солдат почтительно отсалютовал ускакавшему командиру.

Так я лишилась катаны, которую вручил мне лично наставник Хасимото. Несколько дней я рвала на себе волосы, но потом успокоилась. Я рассудила, что наставник не стал бы на моем месте печалиться. На моем месте он порадовался бы чистому небу. А главное — наставник порадовался бы, что триремы Леонида, запиравшие Янцзы, остались позади.

Я возвращалась домой.

…Матери Красные волчицы ждали меня над ревущими порогами реки моего детства. Их никто не мог предупредить, что я возвращаюсь, их даже не могли предупредить, что я вообще жива, но Красным волчицам не требуются слова.

Я плакала впервые с того момента, как меня клеймили раскаленным жезлом в храме Сурьи. Я плакала, не сдерживаясь. Изумрудный лес обнимал меня, постаревшие мужчины и женщины со знакомыми глазами окружали меня теплом. Я с трудом узнавала тех, у кого безжалостное время вырвало почти восемь лет. До меня не сразу дошло, что годы эти украдены в первую очередь у меня.

— Я встретила мужчину…

— Мы знаем.