Макейр возглавил нашу колонну, а Батлин отъехал назад и поставил на место потревоженные ветки там, где мы въехали в лес. Потом замел наши следы и посыпал сверху • листьями.

— Если присмотрятся, то найдут, куда мы делись, — объяснил он, — но для этого им придется вернуться назад и пройти по нашему следу до самого места. Пока они сообразят что к чему, мы далеко от них оторвемся, я считаю.

В лесу было сумрачно, тень густая, и очень тихо. Мы двигались рысью, потом шагом, потом опять рысью. Два раза переходили вброд небольшие ручейки.

Когда солнце стало высоко в небе, мы еще не выехали из леса. На короткое время остановились, чтобы дать лошадям роздых, собравшись вокруг маленького пруда. Никто не разговаривал.

Удивительная стояла в этом лесу тишина. Только в ближних ветвях перекликалось несколько птиц.

В середине второй половины дня мы пересекли широкий луг и вступили на проселочную дорогу. Прибавили аллюр.

Небольшую деревушку мы объехали кругом и снова очутились в лесу. К закату за нами осталось сорок миль. Остановились мы на большой, комфортабельно выглядевшей ферме. Женщины спали в доме, остальные — на дворе, в сарае. При пробуждении меня приветствовали запах свежего сена и кудахтанье курицы, сию минуту снесшей яйцо и оповещавшей об этом вселенную.

Беглая проверка дороги не выявила указаний, что кто-то ею воспользовался, и через час после восхода солнца мы уже поднимали пыль дальше по нашему пути.

Олбани был маленький городишко, в свое время принадлежавший голландцам. Подъезжали мы к нему по страшно пыльной дороге, идущей по равнине, усыпанной редкими соснами. Попадавшиеся на дороге дома не отличались ни многочисленностью, ни богатством. Назывался Олбани сперва Бевервик, потом Форт-Ориндж, следующим номером Вильямштадт и, наконец, стал Олбани. Сохранялись еще несколько домов голландской архитектуры: высокие, островерхие крыши, маленькие окна, низкие потолки. Большая часть улиц отходила под прямым углом от реки. Были и новые здания, превосходно смотревшиеся. Одно, на которое я обратил внимание, в начале Маркет-стрит — Базарной улицы — являлось, как мне сказали, жилищем семьи по фамилии Ван Ренселер.

В городе мы один раз поели, пополнили припасы и, не задерживаясь, выехали по направлению к западу.

Теперь мы не держались определенного маршрута. Сворачивали на боковые тропки, проселки, индейские дороги — многие давно заброшенные, — пересекали местность, приблизительно следуя течению реки Аллегейни. Ни ночные посетители, ни путники на нашей дороге — впереди или позади — нас не тревожили, видели мы только изредка местных сельских жителей, пока не въехали в город Питтсбург у места, где встречаются две реки.

— Здесь ваше путешествие кончается?

— Да. Займусь поисками работы на строительстве судов.

— Счастливо вам. Мы проделали вместе долгий путь, и хотел бы я, чтобы вы ехали с нами до конца. Вы мужественные и честные люди, вы и ваш спутник, и я спокойно спал все эти ночи, помня, что вы рядом.

Даже мисс Мейджорибанкс обернулась на спине своего коня, и мне почудилось, будто ее лицо при взгляде на меня немного смягчилось.

— Не люблю прощаться, — сказала она, — поэтому не буду.

— Я тоже, — спокойно ответил я, — и я не завидую вашему странствию. Прошу вас, будьте осторожны: я считаю, есть такие, которые знают, куда и зачем вы направляетесь, и которые не хотят, чтобы кто-либо появился поблизости и мог видеть, чем они заняты.

— Как-нибудь управлюсь, — пообещала она.