Изменить размер шрифта - +
Только число нападающих и спасло меня, так как они толкались, стараясь каждый ударить. Я зашатался, стукнулся спиной о фальшборт, дубинки колотят по голове. Сильно контуженный, я пробовал отбиваться, но напор их тел отжал меня назад: в отчаянии я вцепился в ближайший воротник и опрокинулся спиной вперед в воду.

Опускался ниже и ниже, тот другой бешено бился, сперва пытаясь меня ударить, потом, только чтобы освободиться. Как-то я успел глубоко вдохнуть перед тем, как погрузиться, и держался за него, увлекая с собой. Вынырнул, увидел вспышку выстрела, что-то тюкнуло меня по макушке. Я опять ушел под поверхность, человека я потерял, но его воротничок из руки не выпускал.

Отчаянно забарахтался и, когда моя голова поднялась над водой, был уже на некотором расстоянии ниже по течению, одновременно стараясь и плыть, и за что-то схватиться.

Череп разрывался от боли. Надо мной поднялось черное, громадное… и больше я ничего не сознавал.

Движение было мягким. На моих нарах лежал солнечный свет, подогревал индейское одеяло, на котором покоились мои руки. Руки — это я видел, и еще медленное скольжение света в единстве с нежным покачиванием.

Долгое, долгое время я просто лежал и следил за солнечным пятном, как оно придвигается к моим рукам, касается их, потом медленно уходит. Ритм колебаний гипнотизировал. Я наблюдал его, тупо сознавая, что мне удобно, ни о чем не думая.

Близко от меня что-то бухнулось, и мои глаза повернулись. Повернулись непроизвольно, воли у меня не оставалось. Теперь они смотрели на источник света.

Круглая дыра в стене… иллюминатор. Второе» глухое «бум», затем голос.

— Жив еще?

— Жив. — Девичий голос.

— В сознание не пришел, я думаю. Хотя пульс вроде бы стал сильнее.

— Зря мы увезли его из Сент-Луиса, па. У него могут найтись в тех местах родственники.

— Навряд ли. Правда, одет он был, как богатый. Кто-то хорошо постарался, чтобы его пришлепнуть.

Разговор доходил до меня через распахнутую крышку, но ничего не значил. Я продолжал лежать, не двигаясь, и мой взгляд возвратился к пятну света на моих руках.

Потом я почувствовал запах. Хороший запах, аппетитный. Что-то готовится.

Готовится еда.

Еда?

Мои глаза моргнули, мышцы сократились, и я приподнялся на нарах. Слышно, как что-то двигается. Постепенно приходит осознание, что и как. Лежу на чистой, устеленной одеялами койке, на каком-то судне. Не на большом: невысоко над головой начинается палуба, а прямо подо мной — днище.

Что это за судно и где я? И кто я? Я размышлял над этим с минуту и затем произнес вслух:

— Жан Даниэль Талон.

Раздалось чье-то восклицание, и занавесь на двери отодвинулась.

Там стояла девушка — очень маленькая девушка и очень тоненькая, с темными волосами и глазами, весьма серьезными в данный момент, и полураскрытым ртом. Миловидная, даже очень.

Надеты на ней были кожаная юбка с бахромой и ситцевая блуза. И мокасины на ногах.

— Вы проснулись!

— Или проснулся, или вы — прекрасный сон, — ответил я.

Она покраснела.

— Вы проснулись, — констатировала сухо. — Теперь хотите есть, нет?

— Теперь хочу есть, да. Но сначала объясните мне, где я, что это за судно и кто вы сами.

— Вы плывете по реке Миссури. Судно — кильбот моего отца, а я отеческая дочь.

— Как я сюда попал? Что вообще случилось?

— Вас несколько раз стукнули по голове. Дважды рассекли кожу, ссадин и царапин полно. И подстрелили — пробороздили скальп. Можете теперь носить пробор, если хотите.

— Как вы меня вытащили?

— Мы поднимались вверх без остановки в Сент-Луисе.

Быстрый переход