Набрел на тропу. Постоял, прислушиваясь, шагнул на нее и пошел по направлению от реки. Лунный свет требовал идти осторожно.

Не пройдя двухсот ярдов, я уловил какой-то посторонний звук.

Упал под куст на колено.

И тут же понял, что не один. Не дальше как в шести футах чуть виднелся контур головы, белело лицо. Кто-то караулит: пригнулся и ждет.

Кем бы он ни оказался, моего приближения он не расслышал и не подозревал, что я рядом. Из кустов сказали:

— Нут? Слышал чего сейчас?

— Ш-ш-ш!

— Нут, я…

— Тихо, черт тебя! Они идут.

Второй человек тоже не дальше чем в шести футах от меня.

Да вот он! Прямо перед моим носом, спиной ко мне.

Едва приподнявшись, я крадучись шагнул вперед. Ночь холодна и безветренна. Видно его четче. Я прижал пальцы к пистолетному стволу, остужая их.

Еще голоса. Разговаривают очень тихо. Ивет и Лебре! Я протянул руку, замерзшую на железе, и коснулся голой шеи притаившегося впереди.

Он подскочил, словно испуганный кролик.

— А-а-а! — Давясь визгом, он размахнулся назад прикладом ружья, ни во что не попал и ринулся в кусты.

Из укрытия на тропу выбрался Нут. Я опять присел, и ему ничего не было видно.

Он зло выругался себе под нос и повернулся налево кругом, чтобы идти обратно.

— Что-нибудь потерял, Нут? — нежно пропел я.

Мужество у него было, надо отдать ему должное. Я уже был на ногах, и он прыгнул на меня в тот же миг. Стрелять я не хотел, не зная, где могут укрываться Ивет и Лебре, так что двинул ему в лицо основанием ладони, затем приложил по голове пистолетным стволом. Тот упал как подкошенный.

Присев рядом на корточки, я забрал у него пистолет и нож, пистолет запихнул себе под ремень, нож забросил в траву и принялся шарить вокруг, ища ружье, уверенный, что оно должно быть. Только дотронувшись до него, я по его весу и форме понял, что это — мушкет рыночного типа из тех, какие продают индейцам.

Я встал.

— Все улажено, — произнес негромко. — Один лежит, другой бежит.

Ивет и Лебре пришли тогда по тропе, и я шагнул туда, где они могли меня видеть.

— Они отрезали кильбот от причала, — сообщил я, — но я привязал его снова, малость пониже. Идем туда?

— А он? Покойник?

— Не думаю. Слишком твердолобый. Но давайте возьмем его с собой. Может, чего нам расскажет.

Лебре сгреб лежащего в обмороке за шиворот и одним рывком привел в вертикальное положение. Тот пошевелился, видимо приходя в сознание.

— Шагай! — скомандовал Лебре. — Или я еще тебе врежу!

Пленный зашагал, спотыкаясь, постепенно начиная лучше владеть ногами. Войдя на борт, мы выбрали швартов и позволили течению отнести нас еще на милю, только потом встали у берега опять.

Шторы из плотного холста закрыли иллюминаторы, и Лебре зажег лампу.

Наша добыча была нам незнакома. Субъект сварливого вида с полосой крови из треснувшей кожи на голове, дополнявшей на его физиономии грязь и бакенбарды.

— Твой друг еще драпает, — сказал я, скаля на него зубы. — А я и всего-то тронул его сзади холодной рукой. Прямо из шкуры выскочил.

— Трус! — скривился человек с баками. — Заячья душа. Говорил Бейкеру, не годится он.

Бейкер. Одно имя есть.

— Они вам зачем? — вопросил я, махнув в сторону Лебре и Ивет.

— Не твое клятое дело! — рявкнул он, и я хлестнул его по губам.

Как я уже говорил, рука у меня тяжелая. Развернула его голову вбок и заставила зашататься до самых пяток, хотя с моей точки зрения, шлепнул я его несильно.