— Вам сюда, — позвал их кто-то.

У этой медсестры были коротко стриженные черные волосы, голубые глаза в цвет униформы и лицо Паломы Пикассо.

— Я провожу вас.

Мэри шла за Битти, положив руки на ее плечи и направляя ее по одному коридору и в другой, который, очевидно, вел к палатам интенсивной терапии: в нормальных палатах не было стеклянных стен с внутренними шторами. Персонала намного меньше. Не было информационных панелей над стойкой медсестры.

Когда медсестра остановилась и открыла одну из панелей, донесся тревожный вой сирен медицинского оборудования, всевозможные беспорядочное пиканье и скрипы предполагали, что компьютеры беспокоились о том, что происходило с пациентом.

Женщина отодвинула шторку.

— Вы можете войти.

Когда Битти помедлила, Мэри наклонилась к ней:

— Я тебя не оставлю.

И, опять же, эту фразу Мэри адресовала себе. Казалось, девочке было все равно, кто из персонала Убежища находился с ней рядом.

Когда Битти не шелохнулась, Мэри подняла взгляд. Две медсестры проверяли показатели Анналай, каждая со своей стороны койки, и Хэйверс тоже был в палате, он вводил какое-то лекарство в капельницу, которая соединялась с шокирующе тоненькой рукой.

Драма произошла на глазах. У фигуры на кровати были тонкие темные волосы и серая кожа, глаза были закрыты, а губы расслаблены… и в первое мгновение, Мэри, смотря на умирающую женщину, не могла понять, кого видит на той ослепительно-белой подушке — маму Битти или саму себя.

Я не смогу, подумала Мери.

— Битти, пошли, — позвала она хрипло. — Давай возьмем ее за руку. Она захочет узнать, что ты рядом.

Когда Мэри завела девочку, Хэйверс и его персонал растворился на втором плане, поспешно расступаясь, чертовски хорошо зная, что они никак не могут остановить неизбежное, поэтому было жизненно важно дать Битти возможность попрощаться.

Оказавшись у койки, Мэри не убирала руки с плеча девочки.

— Все нормально, ты можешь прикоснуться к ней. Вот так.

Мери подалась вперед и взяла мягкую холодную руку.

— Анналай, привет. Битти пришла проведать тебя.

Посмотрев на девочку, она ободряюще кивнула… и Битти нахмурилась.

— Она уже умерла? — прошептала девочка.

Мэри заморгала.

— О, нет, милая. Она не умерла. И она может слышать тебя.

— Как?

— Просто может. Давай же. Я знаю, она хочет услышать твой голос.

— Мамен? — позвала Битти.

— Возьми ее руку. Все нормально.

Когда Мэри чуть отстранилась, Битти протянула руку… и, прикоснувшись к руке матери, девочка снова нахмурилась.

— Мамен?

Внезапно все сигналы тревоги снова затрубили в панике, резкие звуки разорвали хрупкую связь между матерью и дочкой, заставляя медперсонал в спешке обступить койку.

— Мамен! — Битти вцепилась в нее обеими руками. — Мамен! Не уходи!

Мэри пришлось оттащить Битти в сторону, когда Хэйверс начал криком раздавать указания. Девочка сопротивлялась ее хватке, но потом обмякла и закричала, руки тянулись к ее маме, волосы спутались.

Мэри прижимала к себе метавшееся тельце.

— Битти, о Боже…

Хэйверс встал у кровати и начал делать массаж сердца, в это время подкатили реанимационную тележку.

— Мы должны выйти, — сказала Мэри, увлекая Битти к двери. — Подождем снаружи…

— Я убила ее! Я убила ее!

***

Подлетев к Рейджу, Вишес рухнул на колени и потянулся к куртке брата, а затем футболке, раздирая слои, открывая…

— О… твою мать …

Пуля вошла справа от центра, там, где за клеткой из костей располагалось шестикамерное сердце вампира.