«Я слышла те медлительные зовы…»

Я слышал те медлительные зовы…

И — Ты…

И вот зовут… Ждет, Кто-то, Бирюзовый,

У роковой черты.

И там — в окне — прорезались Вогезы.

И там — в окне —

Отчетливо грохочут митральезы…

Пора — тебе и мне!

И я стою, шепча слова молитвы…

Судьба — веди!

Ты — в грохоты неумолимой битвы,

О Господи, сойди!

Свод неба тот же — бледно-бирюзовый…

И там набат!

Идет — туда: в молитвы, в зори, в зовы,

В грома, в рои гранат.

   Июль 1916

   Дорнах

АСЕ

«Едва яснеют огоньки…»

Едва яснеют огоньки.

Мутнеют склоны, долы, дали.

Висят далекие дымки,

Как безглагольные печали.

Из синей тьмы летит порыв…

Полыни плещут при дороге.

На тучах — глыбах грозовых —

Летуче блещут огнероги.

Невыразимое — нежней…

Неотразимое — упорней…

Невыразимы беги дней,

Неотразимы смерти корни.

В горючей радости ночей

Ключи ее упорней бьются:

В кипучей сладости очей

Мерцаньем маревым мятутся.

Благословенны: — жизни ток,

И стылость смерти непреложной,

И — зеленеющий листок,

И — ветхий корень придорожный.

   Июнь 1916

   Дорнах

РАЗВАЛЫ

Есть в лете что-то роковое, злое…

И — в вое злой зимы…

Волнение, кипение мирское!

Плененные умы!

Все грани чувств, все грани правды стерты;

В мирах, в годах, в часах

Одни тела, тела, тела простерты,

И — праздный прах.

В грядущее проходим — строй за строем —

Рабы: без чувств, без душ…

Грядущее, как прошлое, покроем

Лишь грудой туш.

В мятеж миров, — в немаревные муки,

Когда-то спасший нас,—

Прости ж и Ты измученные руки,—

В который раз.

   Октябрь 1916

   Москва

ВЯЧЕСЛАВУ ИВАНОВУ

Случится то, чего не чаешь…

Ты предо мною вырастаешь —

В старинном, черном сюртуке,

Средь старых кресел и диванов,

С тисненым томиком в руке:

«Прозрачность. Вячеслав Иванов».

Моргает мне зеленый глаз,—

Летают фейерверки фраз

Гортанной, плачущею гаммой:

Клонясь рассеянным лицом,

Играешь матовым кольцом

С огромной, ясной пентаграммой.

Нам подают китайский чай,

Мы оба кушаем печенье;

И — вспоминаем невзначай

Людей великих изреченья;

Летают звуки звонких слов,

Во мне рождая умиленье,

Как зов назойливых рогов,

Как тонкое, петушье пенье.

Ты мне давно, давно знаком —

(Знаком, быть может, до рожденья) —

Янтарно-розовым лицом,

Власы колеблющим перстом

И — длиннополым сюртуком

(Добычей, вероятно, моли) —

Знаком до ужаса, до боли!

Знаком большим безбровым лбом

В золотокосмом ореоле.

   Сентябрь 1916

   Москва

АСЕ

«В безгневном сне, в гнетуще-грустной неге…»

В безгневном сне, в гнетуще-грустной неге

Растворена так странно страсть моя…

Пробьет прибой на белопенном бреге,

Плеснет в утес соленая струя.