Затеряться можно только в большом, огромном городе, в людском море, где никому ни до кого нет дела.

С этой мыслью он сменил направление и зашагал на вокзал.

На вокзале, вспомнив подозрительные взгляды прохожих, он первым делом зашел в туалет, оглядел себя в зеркале.

Пальто было чистое, но на щеке он заметил кровавый след. Умылся, долго оттирал руки куском серого мыла. Оглянувшись, снял пальто и как мог замыл кровь на пиджаке. Все равно вид был подозрительный: безумные глаза, лицо в красных пятнах.

Он отряхнулся, пригладил волосы, надел пальто.

В это время дверь туалета приоткрылась, в нее проскользнули двое: квадратный мужик в надвинутой на глаза кепке и тощий, невысокого роста тип с крысиной мордой и красными бегающими глазками.

– Кто это тут у нас? – прошепелявил крысомордый. – Здорово, дядя! Как поживаешь?

Иван двинулся к двери, мрачно глядя в пол.

– Что же ты, дядя, не отвечаешь, когда человек с тобой здоровается? – пробасил квадратный и заступил ему дорогу. – Это нехорошо, дядя! Это некультурно!

– Отвали! – процедил Иван, отодвинув квадратного в сторону.

– Нет, дядя, так не пойдет! – Квадратный прижал его к стене, а тощий выбросил вперед руку, в которой появился нож, и приставил лезвие к шее Ивана. Свободную руку он сунул Ивану за пазуху и ловким движением вытащил из кармана бумажник.

– О, дядя! – Крысиная морда довольно осклабилась. – Да тут у нас хорошие денежки! А вот мы еще часики оприходуем… хорошие часики, дорогие… ты ведь, дядя, к ментам жаловаться не пойдешь, это тебе не с руки…

Он быстро сунул бумажник в задний карман своих штанов и потянул с запястья Ивана часы. При этом его нож на мгновение оказался далеко от горла.

Иван заревел, как раненый медведь. В глазах у него потемнело от ярости. Тщедушный бандит куда-то отлетел, и Иван принялся молотить кулаками его квадратного подельника. Он вымещал на нем все – смерть жены, собственное бессилие, унижение…

Громила сполз по стене на пол и не шевелился. Иван очухался, перевел дыхание и огляделся.

Тщедушный грабитель скрылся, оставив своего приятеля на милость победителя. Бумажник Ивана он унес с собой, часы остались на запястье. Дорогие швейцарские часы, память о лучших временах. Квадратный был жив, хотя лицо его превратилось в отбивную. Он дышал тяжело и хрипло, на губе у него то и дело вздувался кровавый пузырек.

Иван снова взглянул на себя в зеркало. После драки с грабителями внешность его не улучшилась, ко всему прочему костяшки пальцев были разбиты до крови. Самое печальное – теперь у него почти не осталось денег, только несколько бумажек и какая-то мелочь, случайно завалявшаяся в кармане пальто.

Выйдя из туалета, он выглянул на перрон.

Там прохаживался толстый полицейский, подозрительно оглядывающий пассажиров.

Иван не стал рисковать, ушел с железнодорожного вокзала и какое-то время петлял пустырями и переулками.

От перенесенного стресса, а также от холода и пронизывающего ветра его начало колотить.

Иван огляделся по сторонам, чтобы понять, куда он забрел в процессе своих бесцельных блужданий, – и увидел беленые стены Сретенского монастыря, над ними – золоченые маковки монастырской церкви, усыпанные черными отметинами галок, а рядом с ними – приземистое бревенчатое здание с выцветшей вывеской:

«Монашеская трапеза».

Под этой вывеской обнаружилась дешевая харчевня, где обедали несколько шоферов-дальнобойщиков да пил жидкий чай с бубликами какой-то мрачный дед в потертой ушанке. Иван сел в самый темный угол, пересчитал свои деньги и заказал немолодой официантке пару пирожков и два стакана чая.