— И она тоже ничего не знает, — сказал Парамонову Маслов, показывая консервным ножом на Наташу. — Теперь тебе ясно, кто тормозит движение человеческого прогресса?

— Сестры Бельковы! — затягиваясь сигаретой, со смехом сказала Ириша. — Натанька, если бы мы с тобой все знали, человечество давно бы уже жило на Луне.

Маслов захохотал, продолжая открывать банку, открыл, сбросил зазвякавшую крышку на стол, бросил следом нож и, отряхивая одна о другую руки, повернулся:

— Ну, слава богу, что вы не знаете. Не хватало еще только на Луне, под колпаком, сидеть. Лучше уж все-таки здесь, на земельке.

— К чертовой матери пропадем скоро со своей земелькой, — сказал Парамонов. — Не помню, когда речную рыбу в магазине видел.

— Сестры Бельковы! — поглядел поочередно на Иришу, потом на Наташу Маслов. — Вы еще не совсем эмансипировались?

Наташа засмеялась, не выдержав, в ожидании того дальнейшего, что — она не знала, что именно, но непременно смешное, судя по многозначительности вступления, — собирался выдать Маслов, Ириша с поднесенной к губам сигаретой сказала, пожав плечами:

— Смотря что, Алик, ты имеешь в виду.

— Тарелки, — ответил Маслов, и Наташа прямо подавилась смехом. — Да не летающие, — махнул рукой Маслов, и тут уж Ириша тоже улыбнулась. — Я как мужчина могу есть и из банки, но вы-то как? Вам, наверное, надо в какую-нибудь красивую посудину это все вывалить?

— Вон там, открой полку, — улыбаясь, показала сигаретой Ириша. — Салатница там стоит. Устроит тебя?

— Нет, Боренька, — доставая с полки салатницу, посмотрел Маслов на Парамонова, — дела наши еще не так плохи. Они еще не того, не до конца. Может быть, успеем повернуть реки вспять?

— А мы их уже повернули, — сунув руки в карманы своих неизменных, потертых на ляжках до белесости джинсов, в которых он ходил даже в институт вести занятия, и размеренно пристукивая о пол ногой, сказал Парамонов. — То-то и доживем скоро: будем на краны счетчики ставить, воду мерить.

— Эй, кто там на кухне, сыпьте к столу, а то, кому места не хватит, будет за официанта вокруг бегать, — громыхнул, точно по железу прошел, из комнаты Столодаров.

— Посыпали, мальчики, — с улыбкой сказала Ириша, обняла по пути Наташу и повлекла за собой. — Как там папа с мамой?

— Квартиру пылесосят, — сказала Наташа. — Как начали с утра, остановиться не могут. Мать еще стирку развела. Как всегда, в общем. — Она потянулась на ходу к Иришиной щеке, потерлась о нее своей и поцеловала сестру, вышло — в ухо, и они обе засмеялись.

Сестра была старше Наташи на семь лет и казалась ей непостижимо взрослой, большой и все понимающей, она уже закончила институт и два года работала в конструкторском бюро, была уже замужем и развелась и с поры замужества, скоро четыре года, жила отдельно, сначала на частных квартирах, а потом вот в этой, кооперативной. Наташе нравилось, как она жила, нравились ее ежесубботние, как сестра называла их в шутку, «салоны», заведенные ею с нынешней осени, нравились ее друзья, составляющие этот «салон», и для нее уже стало необходимостью бывать у сестры по субботам, предпочитая вечера здесь всякому иному субботнему времяпрепровождению, — она словно бы прикасалась здесь к иной, более совершенной и значительной жизни, чем та, которой жила сама, к жизни, какую для себя она еще должна была создать, и с жадностью глотала все, что происходило вокруг, что видела и слышала.

— А! И Натанька появилась! — выкрикнул от стола Богомазов, когда Наташа вошла в комнату.