|
Света со Столодаровым, как всегда, знали уйму свежих анекдотов — у Наташи даже заболел от смеха живот. Потом она пошла со Столодаровым в комнату и стала танцевать, он, утишая свой большой голос, принялся как бы в шутку выговаривать ей за то, что она не села с ним, называя ее при этом Натанькой, и Наташу это обращение раздражало. После Столодарова она танцевала и с Масловым, и с Парамоновым, и с Богомазовым, и со светловолосым, молчаливым, с постоянной приятной, благожелательной улыбкой парнем прибалтийского типа, с которым пришла Света, и все время ей хотелось, чтобы ее пригласил Савин, но он не танцевал, сидел, ни разу не выбравшись из-за стола, с зажатой в ладони пустой рюмкой, смотрел на танцующих, перекидывался с кем-нибудь фразой-другой и снова смотрел.
Через некоторое время, как это опять же обычно водилось, проигрыватель выключили, из угла за диваном извлекли гитару, и Богомазов, подкрутив колки и побренчав по струнам, стал петь своим слабеньким, но приятным баритоном современные фольклорные песни — про художника, нарисовавшего свой портрет синей краской, повесившего его на стену, а потом поменявшегося с ним местами, про то, как мы в Америку придем и им дворцов культуры понастроим, про несчастную любовь одиннадцати тринадцатых к девяти одиннадцатым, потому что их общий знаменатель был слишком велик для их маленькой любви… Когда голос у Богомазова начал срываться, гитару взял Парамонов, попробовал тоже петь, картинно склоняя голову к плечу, но голоса у него не было, он путался в струнах, и ему не дали играть, отобрали гитару, а в центр круга, который сам собою образовался между диваном и столом, кто-то — кажется, Столодаров, Наташа не заметила точно — бросил, крутанув, пустую бутылку. — В «бутылочку»! Ну, это гениально! Прекраснейшее занятие! — закричали, захохотали, загалдели кругом и возбужденно, уже в азарте предвкушения игры, стали сдвигаться на стульях теснее к дивану, сдвинулись, и Света, прорвавшись через другие руки, крутанула бутылку. Выпало на Иришу. — Э, холостой ход! Это неинтересно! Заново, заново! — снова загалдели кругом, Света с Иришей приподнялись со своих мест, потянулись друг к другу, звучно поцеловались, вытянув друг к другу губы, засмеялись, и Ириша, сев, крутанула бутылку. — Есть! — закричали вокруг Наташи. Бутылка показывала горлышком на пришедшего со Светой прибалтийца. — Выходить или как? — подбочениваясь, спросила Ириша. — Выходить — и никаких разговоров, иначе смысла нет! — Парамонов, сидевший рядом с прибалтийцем, толкнул его со стула ладонью и завладел бутылкой. — На кого выпадет — тому и суженой быть. Савин, все так же сидевший за столом и не принявший участия в игре, встал и, обходя образовавшийся круг, молча пошел из комнаты. Щелкнула замком, открываясь, входная дверь. Из кухни вернулась Ириша с прибалтийцем. — Уже? — спросил Парамонов, пустил бутылку — и она опять указала на садившуюся Иришу. — Неужели? — откидываясь на спинку стула, сказал Парамонов. — Но я ведь, Ирочка, верю в такие вещи. — Перекручивай! — закричал Богомазов. — Пусть отдохнет человек. Все захохотали. — Перекручивай, перекручивай, в самом деле — отдохнуть нужно! — кричали Парамонову. Что-то подняло Наташу с места, она вышла в коридор, увидела неприкрытую дверь на лестничную площадку, мгновение постояла и растворила ее. Савин стоял к ней спиной, у начала лестницы, облокотившись о перила, поставив ногу на продольную железину у их основания, курил и смотрел в окно внизу, на промежуточной площадке между лестничными маршами. — Вам не плохо? — спросила Наташа от двери. |
