— Теперь мне, чтобы его принять, надо разводиться. А это — волынка, и неохота нервы себе зря трепать. Мы с тобой вроде бы расстались после нескольких неудачных попыток понять друг друга в постели…
Гоша побагровел:
— Разве это главное между людьми?
— А что же еще? — хмыкнула Лёка.
Какая же она была тогда безголовая…
— Ну да, это, конечно, тоже важно, — поспешил согласиться Гоша. — Но не это главное… Ты до сих пор не поняла?
— Претендуешь на глубину и серьезность чувства. Тогда зачем ты меня отпустил? Схватил бы за подол и держал возле себя крепко-крепко, растяпа…
— Я поступал в институт, много занимался ночами, — грустно пояснил Гоша. — А потом было поздно… Ты уже вышла замуж…
— С красивыми женщинами это случается довольно часто, — назидательно проворковала Лёка. — Тебе урок на последующую жизнь — не спи на ходу и не поступай не вовремя в институт, когда имеешь виды на даму. А теперь не твое дело! Сиди и не чирикай! И лучше топай домой. Санька скоро должен вернуться, а вам встречаться с ним ни к чему.
Гоша взглянул на нее печально и задумчиво. И начал читать:
Лёка вспыхнула. Это маленькую поэму Гоша впервые прочитал ей, когда она начала ему петь.
— А кто это? — спросила тогда мало образованная Лёка.
— Северянин, — ответил Гоша.
Лёка прекрасно помнила все строчки дальше…
Никакой грозовости, ни малейшей, у них с Гошей, двух несмышленышей, не получилось. Хотя очень хотелось и мечталось. Лёка даже возмутилась в глубине души от бездарности и бессмысленности происходящего. Они просто тыкались друг в друга, как слепые котята, пытаясь что-то понять и открыть для себя. Не открыли… Разочаровались и бросили неудачные постельные эксперименты… Зачем и начинали-то?..
О тех подростковых опытах Лёка изредка вспоминала с досадой и раздражением. Теперь прибавилось чувство стыда. Но оказывается, Гоша помнил все несколько иначе, по-другому…
— Уходи! — сказала ему Лёка. — И больше здесь не появляйся! Это ни к чему, воспоминания там всякие, стихи, Северянины разные… Я терпеть не могу копаться в прошлом!
Гоша опять грустно взглянул на нее и ушел.
Теперь в его квартиру Лёка ворвалась, как сотрудница группы «Альфа», метнувшейся на освобождение заложников. И оттолкнула с дороги ошеломленную Гошину мать.
— Ты что, недоделанный, взялся лепить своими кривыми руками мою судьбу?! — крикнула она побледневшему Гоше, вставшему ей навстречу из-за письменного стола. — Кто тебя просил вмешиваться, идиот?! Решил меня спасти от падения? Это разве твои заботы — чем я занимаюсь?!
— Мои, — решительно заявил Гоша. — Ты не соображаешь, что делаешь! Неужели хочешь стать кабацкой певичкой и голосить среди этих омерзительных людишек, которые будут на тебя пялиться, раздевать глазами, постоянно лапать и отпускать в твой адрес пакости? Неужели хочешь пасть так низко?!
— Да, хочу! — закричала еще громче Лёка. — Просто мечтаю! И это ты ничего не соображаешь, а не я! Я все равно буду петь, чего бы мне это ни стоило! Назло всем! Наперекор всем! Какая разница, где и для кого? Лишь бы петь, остальное не важно!
— Ты несешь чушь! — в ответ завелся Гоша. — Пой тогда в поле или в лесу! Почему бы тебе не давать концерты там? Но тебе требуется слава, слушатели, аплодисменты, цветы! Вот что тебе нужно! И не обманывай себя! Есть такие поступки и понятия, которые вредны и опасны. И от них надо как можно быстрее отказаться. |