– С меня хватит, – повторил Хиоб. – Я устал. Мне нравится моя теперешняя жизнь. И я тебе не верю. Наверное, просто не хочу верить. Я всегда делал то, что должен, и сейчас я не хочу думать о том, был ли я прав. Прошлого все равно уже не изменишь. Это хорошо, что ты нашел время навестить меня, но, думаю, сейчас тебе лучше уйти.

Йонас упрямо покачал головой:

– Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Тебя ждут уже долгие‑долгие годы. Ты не можешь обмануть людей, которые тебе верят. Твое равнодушие, твоя усталость – все это пройдет, как только прекратится действие лекарств. Еще остались задачи, которые по плечу одному тебе.

Хиоб вздохнул и отвел взгляд.

– Теперь я все чаще и чаще вспоминаю свое детство, – сказал он задумчиво. – Тогда моим миром были только море и острова. Мне казалось, я все забыл, но сейчас, когда у меня наконец‑то достаточно свободного времени, я могу вспомнить каждую деталь – запах цветов, следы на песке, шорох птичьих крыльев. Это были попугаи, я собирал на пляже их синие, алые, зеленые перья. Это было лучшее время в моей жизни, и сейчас мне кажется, что я снова вернулся домой. Я останусь здесь, Йонас. Но спасибо за все, я надеюсь, мы останемся друзьями.

Мы останемся друзьями… Они должны были быть друзьями, но им пришлось потратить всю жизнь на войну друг с другом… Однако у Йонаса не было времени, думать об этом. Он и так пробыл здесь слишком долго и, возможно, сказал слишком много.

Он встал, протянул Хиобу руку, но тот уже мирно дремал в кресле, и Йонас не стал его будить. Тесса с безмятежной улыбкой приблизилась к Йонасу и проводила его до дверей.

***

Примерно час Йонас бесцельно шатался по городу, заходил в магазины, в кино, в парикмахерскую. Он проехал пару остановок по канатной дороге, полюбовался сверху городом – жилыми кварталами, куполами церквей, широкой лентой реки с паутинками мостов. Он пересек зону отдыха, где среди зелени садов пестрели многочисленные рестораны, голографические театры, вернулся в центр, вышел из кабинки и направился к огромному шару, увенчанному тремя башнями. Для надежности он попетлял по здешним переулкам, которые знал, как свои пять пальцев, и, убедившись, что за ним никто не следит, снова вернулся на площадь, подойдя к ближайшему видеофону.

– Я слушаю? – донеслось из трубки.

– Мы должны поговорить, – сказал он негромко.

– Все прошло по плану? – поинтересовалась его собеседница.

– Это нетелефонный разговор, – со вздохом ответил Йонас. Ему очень не хотелось разочаровывать девушку, но делать было нечего. – Мы можем встретится на том же месте в то же время?

– На том же месте в то же время.

Повесив трубку, Йонас снова сел в кабинку и поехал на вокзал. В кармане его рубашки лежала Пи‑карта, выписанная на чужое имя – Эдвардсон позаботился обо всем. Поезд быстро выехал за пределы города, преодолел защитную зеленую зону, и вскоре Йонас увидел вдали сверкающую гладь Атлантического океана. Он дождался парома на остров Меррит, в ожидании условленного времени прогулялся по эспланаде. Был уже вечер, и здесь почти не было людей, но в полумраке белели остовы старых ракет‑носителей – «Атлас», «Центавр», «Циклоп», «Союз», «Прогресс», «Икар». Здесь был исторический парк, куда водили школьников, чтобы рассказать им о первых героических годах освоения космического пространства. За корпусами этих пионеров космоса стояло множество других ржавых остовов – ракеты первого этапа межзвездной экспансии. Они вызывали гораздо меньший интерес, чем прославленные корабли первооткрывателей, и тропинки, ведущие к ним, давно поросли травой.

Внезапно Йонас обратил внимание на один из кораблей – он выглядел старым, но отнюдь не ржавым.