— Разве? Я слышал другое. Я слышал, что ты был в доме у Henit пил с ним саке. Я слышал, что он тебе отец. Даже теперь, когда он живет в твоем новом доме и изображает перед твоей женой слугу.

— Заверяю со всем почтением, он не отец мне. Я не ношу имени его семьи, — Сэмьюэл с усмешкой показал пальцем на свои волосы, — это досточтимый Икено может видеть своими глазами.

Икено тоже улыбнулся.

— Но все равно он тебя готовил, учил. Он прислал тебя, чтобы сделать из нас дураков. Когда я отошлю твою голову, может быть, он поймет, что мы не бака.

Сэмьюэл потупил глаза:

— Он рассказывал мне о своих методах. Но не просил применять их. Он последнее время ни о чем меня не просил. Возможно, — Сэмьюэл добавил нотку горечи в свою речь, — он считает, что я не гожусь для определенной роли.

Икено ничего не сказал. Сэмьюэл почувствовал, что за его спиной движется человек.

— И пусть ваш достопочтенный слуга достанет свой меч, если моя готовность служить вам неприятна.

— Ты готов умереть?

— Если многоуважаемый Икено считает, что я ве должен служить ему, то я готов.

— Ложь! — Икено фыркнул, — я считаю, что тебя послал Танабе!

Он сделал легкое движение подбородком, лезвие резануло воздух за спиной Сэмьюэла, перед его мысленным взором блеснул отраженный от металла свет. Сэмьюэл не шевельнулся.

Каждый мускул и клетка тела знали разницу между смертоносным ударом и ложным. Он испытал облегчение, когда острие разорвало его воротник, процарапало легкую рану. Запах крови указал на близость смертельной стали.

Лицо Икено не выразило ничего. Долгая тишина могла выражать раздумье, но Сэмюэлю подумалось, что скорее все это — удивление. Он ответил поклоном, коснувшись лбом пола.

— С искренней благодарностью за мою недостойную жизнь.

— Ты хочешь предать учителя. Даже собака не предает хозяина.

Мускулы на лице Сэмьюэла напряглись:

— Я не нарушал клятвы, — затем добавил низким, странным голосом, — Танабе Дожен испытал меня различными путями. Я не подвел его.

— Но ты здесь.

— Он смеялся надо мной. Он считает, что я не достиг…

Сэмьюэл ощутил глухой гнев внутри себя. Гири — это праведный долг. Человек обязан своему учителю. Но гири мастеру, учителю может быть слишком тяжелым. В сотнях старинных японских легенд воины-герои, которые должны были бы свершить сеппуху (вскрыть себе животы по приказу господина), уходили к врагам и мстили своему господину даже за меньшее оскорбление, чем насмешка и презрение. Так было принято. Икено должен понять.

— Тело мое продолжает служить Танабе Дожену, — сказал Сэмьюэл, — но мое сердце без хозяина. Я пришел к почтенному Икено-сан, чтобы предложить свою ничтожную помощь в его достойных делах. Я украл рукоять Гоку-акумы в Лондоне, но я не могу найти лезвие, — он издал резкий смешок. — Многоуважаемому Икено-сан не за чем было врываться в мой офис, я отдал бы рукоять сразу, если бы знал, кому она нужна. Это — гири, который я беру на себя.

— На каких условиях?

Сэмьюэл не ответил сразу. Он посмотрел на трех человек за спиной — на каждого по очереди. Икено не шевельнулся, чтобы их отпустить. Сэмьюэл медленно сказал, на этот раз по-английски:

— Дожен-сан готовил меня беречь Гокуакуму. Я любил его. Я уважал его. Я прошел все тренировки. А теперь он отстраняет меня, потому что… — рот Сэмьюэла скривился, — я тот… кто я есть. Белый. Мне не доверяют. Он взял мальчика четырнадцати лет! Вместо меня, когда возобновилась эмиграция.