— Сэмьюэл сплюнул на пол. — Я не вынесу позора, которым он хочет облечь меня.
По-японски Икено сказал:
— Твоя честь уязвлена? Я думал, что варваров интересуют только деньги.
Сэмьюэл встал. Человек с мечом подошел к нему со спины, занес оружие. Быстрым движением Сэмьюэл отвратил удар. Их мечи скрестились. Сэмьюэл нарочно не двигался с места, он только так прижал противника к стене, что, если бы тот попытался вырваться, то был бы ранен.
— Многоуважаемый Икено-сан, — Сэмьюэл, наконец, отпустил человека, повернулся к Икено, отвесив поклон, — прости мои плохие уши и слепые глаза. Я не услышал мудрых и благородных слов…
Икено задумчиво посмотрел на него.
— Какую помощь, — медленно сказал Икено, — варвар Джурада-сан готов предложить?
Сэмьюэл услышал уважительную добавку к своему имени.
— У досточтимого Икено-сан есть рукоять Гокуакумы. Нужно лезвие. Дожен знает о краже рукояти. Он предполагает, что те, кто ищут Гокуакуму, владеют ею. Он не подозревает, что я украл ее. Он знает о вашем пребывании здесь, думает, рукоять у вас. Потому он хочет увезти лезвие с островов. Я не знаю, где оно спрятано, куда он хочет направиться, но я буду знать.
— Танабе доверяет тебе?
— Он доверяет мне всякие мелкие дела. Он зависит от моей преданности. Я хорошо знаю его. Я знаю острова.
— И какова награда за твою услугу?
— Увидеть Гокуакуму. Собственными глазами. Знать, что она не в руках Танабе Дожена, который посвятил жизнь тому, чтобы меч не был мечом. А я посвятил жизнь тому, чтобы занять его место… пока он решил меня заменить.
— Может быть, ты хочешь, чтобы и Танабе увидел весь меч?
— Не обязательно. Это опасно. Достаточно, если его увижу я, моя честь отомщена, и в достаточной мере. Икено кивнул:
— Когда мир качается, ему нужна опора. Твой план мести соответствует оскорблению. Достойное восстановление чести.
Сэмьюэл вернулся к обычным интонациям;
— Незаслуженно высокая оценка досточтимого Икено-сан вызывает невыразимую благодарность.
— Какая благодарность? Твой учитель сделал человека из тебя. Ты благодари его.
— Я благодарен ему. А он отобрал у меня возможность…
— Гири — тяжелая ноша, когда у сердца два начала. Что ты сделаешь, чтобы выразить ему свою благодарность?
— Предать Дожен-сана — позор. Когда я передам вам Гокуакуму… Мне ничего не останется, кроме того, что требует честь.
Икено отвесил поклон, который можно было считать поклоном равного.
— Если это будет так. Принеси мне лезвие — и можешь использовать Гокуакуму, чтобы восстановить свою честь.
35
Когда они достигли узкого пирса, который, подобно стреле, уходил в тишину бухты, Леда начала беспокоиться.
— Мы правильно едем? Так долго. И не видно нигде мастерской.
Она, наверное, в двадцатый раз говорила это. Попутчик молчал. Воздух здесь был пропитан пылью. Тенистые лужайки и городские газоны сменились пыльными кустами, лужами. Кое-где пальмы высились подобно уставшим мотылькам.
Наконец, коляска остановилась. Человек соскочил, взял столик с сиденья.
— Вот здесь, миссис! Только ледка теперь!
— Лодка? — Леда с сомнением посмотрела на маленькую посудинку, привязанную к колышку на берегу. — Я не хотела бы плыть на лодке.
— Только чуть-чуть, миссис! Поедем, Икено починит стол.
— Нет, — решение зрело в Леде уже добрых полчаса. Она взяла вожжи. — Я дальше никуда не пойду. |