— Сэмьюэл! — зарыдала она.

Он двинулся. С возгласом, почти нечеловеческим, он потряс воздух и заставил всех замолчать. Он метнул меч высоко вверх.

Икено отпихнул Леду, прыгнув, чтобы перехватить меч. Леда взвизгнула и начала махать руками, чтобы не потерять равновесие, наполовину свесившись за решетку. Вода и корабль дико вращались на ее глазах. Кто-то дернул ее за руку, резко поставил на ноги. Сэмьюэл прижал Леду к своей груди, со всей силой потащил, спотыкаясь, назад. Икено даже не взглянул на них. Он уставился на меч, который качался высоко в воздухе и с шумом полетел вниз.

Сначала он ударился о воду в десяти футах от судна. Всплеска почти не было, зато по всей его длине сверкнуло солнце под чистой водой. Акула повернулась с поразительной быстротой. Меч опустился лениво, как падающий лист, золотой эфес то тускнел, то вспыхивал. Акула с быстротой выстрела кинулась на оружие, ее огромная голова, казалось, раздулась. Мелькнуло белое брюхо и раскрытая пасть, с зубами, которые можно увидеть только в ночных кошмарах, и меч скользнул внутрь, как будто всосанный воздухом.

— Йа! — вырвался крик у Икено. Серый плавник прорезал поверхность воды. Акула отплыла от рыбачьей шхуны, подняв большую волну.

— Хи мано! — позвал Манало из каноэ с благоговением в голосе.

Остальные молчали. Акула повернулась к открытой гавани. Ее плавник заскользил под водой. Ужасный силуэт стал таять и исчез в глубине.

Сэмьюэл прижимал Леду к себе, прислонившись спиной к низкой палубной каюте. Он слышал, что она вся дрожит, у нее начинались судороги, как только она хотела пошевелиться или что-то сказать. Ее волосы рассыпались и закрывали глаза; он откинул их назад, глядя поверх ее головы на остальных.

Икено стоял неподвижно, смотря вслед акуле.

— Айя! — пробормотал он. — Будда и все боги да спасут нас! Что Танабе здесь делает?

— Я не знаю, — сказал Дожен. Голос Икено не изменился.

— Он сумасшедший или святой? Что ты сделал, Тана-бе-сан? Что ты натворил?

— Я не могу объяснить. Так случилось. Икено достал волшебное амамори из-под одежды и зажал его в кулаке.

— Бог войны заговорил? — вымолвил он с трудом. — Может быть, Хашиман заболел или спит под своим храмовым камнем, чтобы затем улететь за границу? — Он запел что-то ритуальное.

— Что ты хочешь? — голос Дожена был ровным.

Икено освободился от оцепенения. Его глаза были узкими, он словно перенес сверхъестественный страх.

— Рыба за акулу, — сказал он. Голос его был мрачен.

— Безнадежно, — ответил Дожен. — Твои люди истекают кровью.

Икено оглянулся через плечо. Единственный из его окружения нераненный человек перевязывал других.

— Мне после этого надо умереть.

— Собачья смерть. Невидимая смерть.

— Ты предатель! Ты предал нашу страну. Сейчас нужна Гокуакума. Мы пали на колени, приложив лбы к полу перед западом.

— Тогда встань прямо, но не доверяй демонам! — крикнул Дожен. — Я не верю, что бог войны живет под храмовым камнем. Я слишком долго прожил на западе. Хакиман живет повсюду, Икено-сан, — в политиках и проповедниках, в людях, вроде тебя и меня. Икено фыркнул.

— Танабе действительно слишком долго находился в изгнании. Он не японец.

Дожен обрушился на него, на его лице была такая ярость, какую Сэмьюэл не видел никогда. Икено стоял, расставив ноги, с поднятой головой, ожидая начала поединка.