Если я правильно поняла, последняя соломинка сломила спину верблюда: капитан Панда расценил адресованное ему «Мишка, Мишка» как очередной бестактный намек на свою медвежью фамилию. Кроме того, убытию третьего с операми наверняка поспособствовало то, что пьяный певец сжимал в кулаке испачканный красным перочинный нож. Объяснить хмурым мужикам, что он только что открыл этим ножом консервную банку «Килька в томате» простой русский парень номер три не успел, о чем два его приятеля не уставали сокрушаться. Без третьего собутыльника они кое-как обходились, а вот режущего инструмента, без которого невозможно было добыть из консервных банок закусь, им очень не хватало.

— А кроме этих хмурых личностей, тут никого не было? Еще раньше, в потемках? — без особой надежды спросила я. — Вспомните, может, ходил тут еще кто-нибудь?

— Черный ангел приходил, грешники! — раздался у меня над головой громкий голос. — Покайтесь!

Я вскинула голову и увидела на балконе третьего этажа кряжистого старца топлесс. Грудь и живот деда прикрывала окладистая белая борода, благодаря чему он выглядел вполне пристойно.

— Петрович, давай к нам! — замахал рукой хмельной Пава, с великолепным хладнокровием проигнорировав информацию о приходе какого-то там ангела нехарактерного окраса.

Я вздохнула и подумала, что пора мне убираться прочь. Мало тут Павы было, так еще и Петрович на сцене появился!

Этот дед, очень похожий на Льва Толстого, каким его изображают на портретах, наш местный сумасшедший. Он абсолютно безвреден, так как помешан на идее перевоспитания грешников. Не знаю, каковы религиозные воззрения Петровича, но его основное занятие — проповедовать заблудшим истину, которая где-то рядом. Обычно в часы пик старик стоит на трамвайной остановке вблизи людного Нового рынка и, заглядывая в останавливающиеся вагоны, громко кричит: «Кто пользуется импортными товарами, покайтесь и больше так не делайте!» Или: «Кто производит сигареты, покайтесь и больше так не делайте!» И все, никаких тебе обещаний кары небесной, вполне невинные призывы! Вообще я только однажды слышала из уст витийствующего Петровича деструктивный, с государственной точки зрения, текст — когда старик призывал покаяться и больше так не делать тех, кто получает ИНН. Чем ему не угодил идентификационный номер налогоплательщика, даже не знаю.

— Кто натаскал на лестницу грязи? — строго спросил с балкона седобородый старец.

— Покайтесь и больше так не делайте! — машинально отозвалась я.

Пава с шурином весело заржали, а я зашагала к себе домой — за веником. Грязи в подъезд нанесли наши ночные сыщики, так что убирать за ними должна я, больше некому.

Едва я покончила с зачисткой прилегающих к квартире территорий, как позвонил Колян.

— Кыся, ты скоро? — накинулся на меня муж. — Приходи быстрее, у нас авария!

— Что случилось? — встревожилась я.

— Мы с Масяней покрасились!

— Что вы сделали? — не поняла я.

Мое неуемное воображение услужливо нарисовало двойной портрет мужа и сына с разноцветными панковскими прическами в стиле ирокез.

— Вы были в парикмахерской? — спросила я.

— Мы катались с горки! — обиженно сообщил Колян. — А ее, оказывается, покрасили! Ну, не саму горку, а ступеньки и поручни, так что у нас с малышом все лапы в краске! И передние, и задние!

— И руки, и обувь? — перевела я. — Вот молодцы! Значит, так: возьмитесь за руки, сядьте на лавочку и ждите меня, я сейчас прибегу к вам с растворителем!

Отыскав под ванной бутылочку с ацетоном, я схватила первую попавшуюся под руку тряпку и шустро порысила в парк — отмывать своих свежеокрашенных Колянов.