|
Сосед слева, уперев в бок что-то твердое, прикрытое газетой, с ухмылкой поинтересовался: – Парень, как по-твоему, что у меня в руке? “Ах, во-от оно что…” – сказал себе Мазур. Английский у обоих был насыщен американским сленгом, как булка – изюмом, причем они и не пытались это скрывать. “Джонни”. Кое-что понятно уже сейчас. Угораздило же… – Для твоего собственного члена чересчур твердо, – сказал Мазур, тоже позаботившись, чтобы его английский отдавал штатовским выговором. – Значит, пушка… Он повернул голову вправо-влево, приглядываясь к налетчикам, в чем ему не препятствовали. Справа сидел могучий детина, широко и хищно оскаливший пасть в ухмылке, которую он, очень может быть, считал доброжелательной. Слева примостился субъект постарше, чем-то неуловимо напоминавший Пьера, – тоже в годах, одетый не бог весть как, смотревшийся явным неудачником, аутсайдером. Но пушка у него была из тех, какими бродяги-неудачники не пользуются, – ухоженный “Вальтер” с глушителем… – Посмотри карманы, – не меняя позы, распорядился человек на переднем сиденье. Что до него, Мазур видел лишь аккуратно подстриженный затылок и широкую спину. Молодой бесцеремонно вывернул карманы Мазурова пиджака, протянул трофеи главарю. Тот, небрежно сбросив на колени кучку мятых банкнот полудюжины стран, раскрыл паспорт гавайца. Не спеша пролистав, хмыкнул: – Бродячая жизнь не идет на пользу, Джонни, мальчик? За восемь лет изменился, ох как… Потрепанный и постаревший… – Проклятые годы… – сказал Мазур осторожно. – Эй, эй! – воскликнул он, видя, как паспорт исчезает во внутреннем кармане пиджака главаря (он уже не сомневался, что это и есть главарь). – Другого у меня нет… – Раздобудешь. С твоими-то талантами… – Слушайте, парни, – сказал Мазур решительно. – Объясните, наконец, в чем дело. Никому вроде бы не наступал на мозоль, ни долгов, ни тяжелых счетов… К чему это кино? – Рой, а может, приложить ему пару раз? – нетерпеливо спросил молодой. – Успеется, – сказал главарь. – К чему на трупе лишние синяки? – Парни, вы, конечно, не всерьез… – сказал Мазур. – А если всерьез, Джонни? – усмехнулся Рой, впервые обернувшись к нему. – Кто-то будет по тебе рыдать искренними слезами? Или кто-то станет вести серьезное расследование? Неприятный был мужик – лет сорока, с твердыми скулами и тонкой линией рта. Такие мочат спокойно, несуетливо, без тени эмоций. Профессионал, сука… – Нет, подождите, но нельзя же так… – заторопился Мазур, вернее Джонни. – Может, вы меня с кем-то путаете? – Интересно, с кем, Гаваец? – спокойно поинтересовался Рой. – Ну, я не знаю… – Не ерзай. Джонни Палулеа, по кличке Гаваец… Владелец и капитан шхуны “Цинтяи”… Кстати, Джонни, что-то ты мало похож на гавайца, я их видел не так уж много, но все-таки… Помесь , а? Папа был белый или маменька? – Папа, – угрюмо сказал Мазур. Он покосился в окно. Окраины города, застроенные красивыми виллами, остались позади, машина ехала в гору. По сторонам шоссе уже тянулись дикие джунгли – высокие деревья и огромные разлапистые папоротники, в точности такие, как на картинках из доисторических времен. Дорога уже была немощеная, извилистая, узкая. – Слушайте, парни… – откровенно занервничал тот, кого Мазур старательно изображал. |
