|
Нет, ты не думай, Фомич, это не разврат. Это я уже дома. В полном одиночестве. — Точно только стошку? — усомнился Фомичев. — Ну кто считает? — возмутилась Наташка. — Мы же воспитанные люди! — Понятно, — сказал Фомичев. — У тебя что, Наташечка, нечаянная радость? Журанков тебе наконец рассказал, на чем мы осенью полетим к альфе Центавра? Наташка отчетливо икнула. Потом поведала: — Журанков с собой покончил. Вскрыл себе вены в ванне. А я его спасла. — Ты что несешь? — обалдело помолчав, осведомился Фомичев. — Правда, — ответила Наташка так тихо и трезво, что Фомичев сразу понял: да, правда. — Как это было? — негромко и совершенно спокойно спросил Фомичев. — Захожу, а он в ванной, — сообщила Наташка и опять икнула. — Ага. Вены на руках порезал и лежит, как в маринаде. Ой, погоди… рекламная пауза. Я еще накачу. Вот это денек… Слышно было, как звякнуло стекло о стекло. Похоже, у Наташки до сих пор тряслись руки. А может, наоборот — уже тряслись. — Ага, — сипло сказала она через несколько секунд. — Есть. Я опять с тобой, Фомич. Я снова здесь, я собран весь… — Наташ, — осторожно предложил Фомичев, — может, мне подъехать? — Ни в коем случае! — сипло прикрикнула она. — Исключено! Я слабая женщина, пьяная и пришибленная, мне тоже помощь нужна. Надежное мужское плечо… Если ты тут окажешься, я тебе отдаваться начну, а это нельзя, нечестно. Я же тебя не люблю… Я этих уродов люблю. — Понял, не дурак, — сказал он, помедлив. — Ленечка… Ты не обиделся? — Нет, — ответил он хмуро, но, в общем, не покривив душой. — На что тут обижаться? Дело житейское. На расстоянии-то со мной говорить ты сейчас можешь? — О да. — Он как-то тебе объяснил? — Он молчал, как партизан. Я жгуты верчу, кровь останавливаю… Он зажмурился и молчит. Знаешь, будто маленький. Чурики, мол, я уже не играю, а вы делайте, что хотите. А когда я стала по телефону наяривать… Обычную-то «Скорую» я вызывать побоялась, не ровен час, они бы следствие затеяли. Назначат психическую экспертизу… Нам это надо? Связалась с представителем корпорации в Москве, объяснила ситуацию на пальцах. Надо отдать им должное, врубились с двух слов. У них, оказывается, тут целый штат… Государство в государстве. Ну, как и следовало ожидать, собственно. Если своя служба безопасности, то как не быть своей поликлинике? И своей «неотложке»? Частный сектор, мироеды… — Наташка, ты героиня, — от души сказал Фомичев. — Так соображать в таком экстриме… — Херня, — бесшабашно отмахнулась Наташ- Слушай дальше. Когда я стала телефон крутить, он все ж таки соизволил снизойти… Отверз уста и начал гнать полную пургу… Чтобы я не вызывала врача, чтобы я ему размотала повязки и отпустила залечь обратно. Потому как я все испортила и всех погубила. Его, мол, сына коварно впутали в кровавое преступление и теперь шантажируют Журанкова, чтобы он кому-то там рассказал главную военную тайну, а то сына засудят… А вот если он, Журанков, немедленно помрет, то и сыну ничего не грозит, и тайну никто не узнает… У Фомичева в голове что-то напряглось, будто слова Наташки, как ключ, заводили некую пружину, а потом, коротко скрежетнув, провернулось и встало на свои места. |
