Когда они стояли выпрямившись, то, казалось, заполняли собой весь туннель. Флинкс заметил легкий изгиб в уголках их ртов, создававший ложно комическую дельфиновидную улыбку на каждом массивном лице.
Он был готов задать Руденуаман еще один вопрос, когда что‑то сильно зашевелилось в его термальном костюме. Лихорадочная попытка Флинкса схватить его оказалась слишком запоздалой, чтобы удержать Пипа. Летучий змей выскочил и устремился вперед по шахте к туземцам.
– Пип… подожди, нет же никакой!..
Он начал было говорить, что не было никакой причины нападать на мохнатых великанов. Ничего страшного или угрожающего не царапнуло его чувствительный мозг. Если мини‑дракончик разъярит огромных туземцев, то сомнительно, что кто‑нибудь из них выберется из этого туннеля живым.
Игнорируя призыв хозяина, Пип добрался до ближайшего из созданий. На задних ногах огромный зверь достигал почти трех метров ростом и весил, должно быть, по меньшей мере полтонны. Огромные светящиеся глаза разглядывали крошечный призрак, чей яд почти всегда был смертелен.
Пип спикировал прямо на голову. В последнюю секунду перепончатые крылья забили в воздухе, когда мини‑дракончик затормозил – чтобы приземлиться и легко обвиться вокруг плеча туземца. Монстр бесстрастно поглядел на мини‑дракончика, а затем обратил свой тусклый взгляд на Флинкса, в шоке глядевшего в ответ на великана, разинув рот.
Второй раз в своей жизни Флинкс потерял сознание.
Сон был новым и очень глубоким. Он плавал в середине бесконечного черного озера под угнетающе близким ночным небом.
Было так темно, что он не видел ничего, даже собственного тела… которого тут могло и не быть.
На фоне эбеновых небес дрейфовали четыре ярких огонька. Крошечные, пляшущие точечки немигающего золота двигались, вычерчивая непредсказуемые и все же рассчитанные узоры, словно светляки. Они плясали и кружились, проносились и скакали неподалеку от его глаз, которых он не имел, и все же ясно видел их.
Иногда они плясали вокруг друг друга, а однажды все четверо исполнили какое‑то хитрое сплетение и расплетение, столь же сложное и многозначительное, сколь и быстро забытое.
– Теперь он вернулся, – заметил первый светляк.
– Да, он вернулся, – согласились одновременно двое других.
Флинкс с интересом заметил, что последний из четырех светляков не был постоянным, немигающим огоньком, как он сперва подумал. В отличие от других, он непериодически вспыхивал и гас, словно лампа, работающая при флюктуирующем токе. Когда он мигал, то полностью исчезал, а когда загорался, то вспыхивал ярче, чем любой из других.
– Мы напугали тебя? – поинтересовался мигающий.
Ответил бестелесный голос, странно похожий на его собственный:
– Я увидел, как Пип… – начал было говорить голос‑сон.
– Сожалею, что мы крикнули тебе, – извинился первый светляк.
– Сожалеем, что закричали, – хором подхватили двое других. – Мы не собирались причинять тебе вреда. Мы не собирались пугать тебя.
– Я увидел, как Пип, – задумчиво произнес Флинкс, – обвился вокруг плеча одного из туземцев. Я никогда не видел, чтобы Пип делал это раньше с чужаком. Ни с Мамашей Мастифф, ни с Трузензюзексом, ни с кем.
– Пип? – переспросил третий голос.
– О, – объяснил второй светляк, – он имеет в виду маленький твердый ум.
– Твердый, но вкусный, – согласился первый. – Как чунут.
– Ты подумал, что маленький твердый ум собирался причинить нам вред? – спросил первый голос.
– Да, но вместо этого он ответил вам открытостью, какой я никогда раньше не видывал. Значит, вы тоже должны вещать на эмпатическом уровне, только ваши мысли дружеские.
– Если ты говоришь, что мы должны, – рассудил третий светляк, – значит – должны. |