О! Еще я умею траву выжигать. Но обычно это происходит, когда не просят.
Ульрих расхохотался, но смех мгновенно стих.
— Странно, — пробормотал полуведьмак, останавливаясь у неприметной двери, непохожей на остальные — массивные, с узорами и золотыми ручками. — Ты ее видишь?
— Да, — ответила я растерянно. — Дверь. Серая. Неуместная.
— Я ее не чувствую. Тем самым чутьем. Будто ее тут нет.
Парень потянулся к ручке — железной, покрытой царапинками.
— Говорят, некоторые двери лучше не открывать, — предостерегла я. Хотя сама больше страшилась не того, что скрывается в таинственной комнате, а гнева хозяев замка.
— Я не ощущаю угрозы, — заверил Ульрих. — В каникулы я восполнил «пробелы» и сейчас накачан ведьмовской магией под завязку.
Полуведьмак толкнул дверь. Она начала открываться медленно, с тихим негостеприимным скрипом, а на меня вдруг накатило странное чувство. Душой завладели волнение и желание попасть внутрь во что бы то ни стало. Словно важнее таинственной комнаты не существовало ничего на свете.
Я первая шагнула в темноту, ощутила под ногами шершавый пол, не покрытый ковром.
— Осторожнее, — шепнул последовавший за мной Ульрих. — Сейчас организую свет.
Он щелкнул пальцами, и над головой мелькнул огненный шарик. Но сразу погас, будто уничтоженный безжалостной черной магией.
А следом погасли и мы.
Последнее, что запомнила, как падаю в объятья тьмы.
* * *
— Пей до дна, Лилит. Не мотай головой. До дна!
Рядом закашлялся Ульрих, а я гневно посмотрела на герцогиню Викторию, поившую меня жидкостью цвета памятной рыбины.
— И не прожигай взглядом. Сами виноваты.
— Не стоит с ними так сурово, дорогая, — посоветовал герцог Эдвард. — Дети — создания любопытные. Им простительно.
Но Её светлость фыркнула и переключилась на Ульриха. Свою порцию пойла он тоже не мог осилить. Давился и глядел на хозяев замка сурово. Настолько, насколько позволяли слезящиеся глаза.
— Напугал, — усмехнулась герцогиня Виктория. — Я сама умею взглядом огонь разжигать. Допивай!
Мы сидели, а точнее, полулежали на диване в синей гостиной, в которую нас доставили в бессознательном состоянии. В нем, как успела поведать герцогская чета, мы с Ульрихом пребывали около двух часов. Вырубила нас охранная магия таинственной комнаты.
— И ничего им непростительно, — припечатала Виктория, забирая мой опустевший стакан. — Любопытство — худший порок. С легкостью губит репутации. А иногда и жизни.
Герцог тяжело вздохнул.
— С этим не поспоришь, дорогая, — согласился он с супругой и глянул на нас, качая седой головой. — В этой комнате моя прабабка проводила особенно темные обряды. Помещение насквозь пропитано злой магией. Увы, уничтожить его невозможно. Приходится прятать от посторонних глаз. Удивительно, как вы двое умудрились на него набрести.
— Благодаря особой магии, — бросила герцогиня Виктория, явно намекая на моего кавалера.
Ульрих подавился остатками салатового пойла, но госпожа не обратила внимания.
— Пора поговорить о твоем безрассудном поведении с матерью, — объявила она насмешливо. — Не качай высокомерно головой, мальчик. Я не о ватрушке, что разгуливает по нашему замку под руку с твоим отцом. Я о настоящей матери. Габриэле — моей давней приятельнице. Пусть преподаст тебе основательный ведьмовской урок.
Таким изумленным я Ульриха не видела ни разу. Даже в памятные ночи духа: в первую и последнюю. |