В голове гудело, будто рядом играло с десяток труб.

— Как это — истинный ведьмак? — задала я единственный вопрос, на который была пока способна. — Муж Вероники Клейсен?

Ульрих закатил глаза.

— Нет, конечно. Ее муж — простофиля. А сама Вероника точно не примерная жена. Хотя обожает строить из себя ханжу, и унижать всех, кто попадется под руку. Так она возвышается в собственных глазах. Ее ребенок — тоже ублюдок, пусть об этом никто и не подозревает. В том числе, господин Клейсен.

Я молчала, переваривая новости. Если помолвка… хм… вынужденная помолвка состоялась в каникулы, получается… получается…

— Ты мог отказаться, — бросила я презрительно.

Ульрих назидательно покачал головой.

— А смысл? Чтобы матушка предприняла более решительные шаги? Нужно быть хитрее, Лилит. Усыплять бдительность неприятелей. Даже если неприятели — родственники.

Я скривила губы. Усыплять бдительность? Может, именно это происходит в данную минуту? Со мной? Вдруг россказни о помолвке-помехе — очередная ложь?

— Знаю, сходу трудно всё это принять, — добавил полуведьмак, поглядывая с опаской. — Поэтому я не подходил к тебе несколько дней. Ждал, чтобы немного остыла. Понимаю, ты и теперь не готова слушать. Поэтому ничего не отвечай. Просто помни: я — не враг. А ты — то единственное в моей полной притворства жизни, за что стоит бороться, — он сделал паузу, во время которой я не проронила ни звука, и добавил: — И, кстати, принеси куклу. Мне, правда, надо на нее посмотреть. Жду тебя завтра. В сером коридоре в это же время.

* * *

Вечер прошел в тумане, ночь без сна. Упыри в количестве четырех штук несли вахту между нашими с Агнией кроватями. Но мне присутствие наблюдателей не мешало. Вниманием целиком и полностью завладел Ульрих и его короткий, но насыщенный рассказ.

Я не испытала облегчения. Только страх. Страх, что могущественные истинные ведьма и ведьмак жаждут видеть рядом с Ульрихом другую девушку. А, значит, я для них, как минимум, препятствие. Опасный расклад. Еще сильнее пугали собственные эмоции. Я жаждала поверить зеленоглазому поросенку. Так сильно, что внутренности скручивало. И это желание бесило. Получалось, само мое существование зависело от благосклонности полуведьмака.

Отвратительно! Если я поверю, а он снова обманет, мир рухнет.

Нет. Мне хватило прошлого раза.

…Утром я выплеснула злость и обиду на тренировке с Эмилио. Выплеснула на себя любимую. Вдоволь полетала в стеклянной комнатке. И теперь, лежа на полу, думала, что самое лучшее — навсегда остаться в одиночестве. Тогда никто не пострадает от моей побочки. И не причинит мне боль. Полноценные не в счет. Они с младенчества из кожи вон лезут в попытках «ужалить». Гораздо больнее бьют близкие. А, значит, им нечего делать в моей жизни. Тем более, Ульриху.

— Кто тебя разозлил на этот раз? — спросил Эмилио.

Изгнание Элиаса оставило следы на лице старшего братца. Таким хмурым я его ни разу не видела. Едва заметная обычно вертикальная морщинка на переносице углубилась. А, может, дело не в изгнаннике, а в Летисии Дитрих и ее попытках растопить лед.

— Скоро обряд проводить, а мы опять в неполном составе, — соврала я.