– Торин, послушай, думается мне, умрёт он сегодня... – выдавил монах, подойдя поближе к конунгу. – Пойми, я тут ничего поделать не могу.
– Да вижу я всё, отец Целестин, – ответил Торин, не глядя в его сторону. – Только вот Хельги всю ночь тебя звал, мы‑то думали, что в беспамятстве. Зачем – не говорил. Что‑то он тебе сказать хотел, да боюсь, опоздал ты...
Вот те на! Что могло понадобиться уходящему в иной мир норманну от христианского священника, чью веру старики Вадхейма уважали, но не более того? Видно, что и Торин этим как‑то обескуражен, ибо все северяне считают, что умирающему дарованы особые знания и особая сила. Эх, что же ты за мною раньше не послал, конунг...
– Готово, – тихонько сказала Сигню, наливая в кружку тёмный горячий отвар. – Напоить его?
– Дай‑ка я сам, – вздохнул отец Целестин и, приняв из рук девушки вырезанный из дерева сосуд, подошёл к постели старика и тихонько влил тому в рот немного жидкости. А вдруг поможет и Господь Бог дарует хоть временную победу над смертью? Ох, тяжело он дышит, не захлебнулся бы...
И тут Хельги ясно и осмысленно посмотрел на монаха чистыми, как у новорождённого, голубыми глазами. Губы его шевельнулись, и отец Целестин явственно расслышал надтреснутый шёпот:
– А‑а, пришёл. Я хотел видеть тебя. Скажи, чтобы Видгнира сюда позвали. Ну же, давай. Бледный конь уже стоит здесь.
Монах метнул взгляд на Сигню, и она мгновенно скрылась за занавеской из кроличьих шкур, закрывавшей вход в покой. Не успел святой отец прочесть Pater, как послышались твёрдые шаги и появился наследник конунга.
– Ты меня звал?
– Не я, он. – Отец Целестин указал на Хельги. – Он хочет говорить с нами.
– Хочу, – чуть кивнул старик. – А Торин где? Он тоже должен слышать... А, вижу. Садитесь и внимайте, ибо я скоро усну и разбудит меня только Сальгофнир в покоях Асов.
Торин и Видгнир осторожно присели на край постели, а монах остался стоять, во все глаза глядя на Хельги и стараясь не упустить ни одного слова из интереснейшего, по его мнению, рассказа старого викинга.
– Я должен открыть вам сказанное моим отцом, твоим дедом, Торин, – шептал Хельги. – То же слышал и твой отец – Хродгар, мой брат. Но он погиб от топора грязного фриза и не передал тебе предание нашего рода...
– Я и так его знаю, это предание! – начал было Торин, но монах и Видгнир так дружно на него зашикали, что конунг смущённо умолк.
– Это передавалось как великая тайна нашего рода от деда к отцу, к сыну и внуку, – хрипел старик, перебирая руками льняное покрывало, – и сейчас я позвал южанина оттого, что предсказано было: поможет чужестранец отыскать причитающееся по праву роду Элиндинга...
– Кто это? – не понял Видгнир. Имя было явно не норманнское.
– Имя сие принадлежит нашему предку, вышедшему из земли, именуемой Аталгард и ещё по‑другому. Там был он великим конунгом, а когда родина его и наша сгинула по воле богов, стал Элиндинг хозяином всех земель севера, куда вынесло море его корабли. Тогда наш мир ещё пребывал в единстве и звался Мидденгард и на землях его ещё не остыли следы первых великих богов. Это было сто раз по сто и ещё четыре раза по сто лет назад...
– К‑когда? – едва выговорил отец Целестин, не веря своим ушам. Батюшки, да это же ещё до сотворения мира! Десять с половиной тысяч лет назад?! Бред! Какая память сохранит воспоминания о такой давности, даже если и произошло такое на самом деле? Однако следующие слова Хельги снова заставили монаха навострить уши.
– Тогда на земле жили другие боги, и Один ещё не родился, и Тор не выковал свой молот. |