Хаммонд на всякий случай чуть отодвинулся.

– Вы на самом деле с Беги? – спросил он с любопытством. – На что она похожа, ваша планета?

– Вега‑4 – прекрасный мир! – с воодушевлением воскликнул Куобба. – Не похожий на Землю, конечно. Фиолетовые теплые моря, зеленое небо, голубое солнце… Все иначе, чем на этой старой, загаженной планетке. Дурак я был, что стал астронавтом. Наслушался россказней о романтике дальнего космоса и еще мальчишкой подрядился в свой первый рейс. Ха! Романтика… Многое я повидал, даже и вспоминать неохота, а вот этой самой замечательной романтики так и не пришлось понюхать… В одном из рейсов я встретил такого же записного бродягу – малыша Таммаса, и с той поры мы мотались по Галактике вместе. Однажды познакомились с Доном Вильсоном, и этот человек сумел вправить нам мозги. Он объяснил нам, что во всех неурядицах в Галактике виноваты врамены – раньше мне это и в голову не приходило. Ха! С той поры я им горло готов перегрызть…

Куобба часто навещал его и рассказывал о своих космических странствиях.

У Хаммонда кружилась голова от воспоминаний о далеких планетах, населенных негуманоидами. Куобба повидал и мыслящие скалы на Ригеле‑2, и подводные города разумных амфибий на планетах системы Арктура, и жуткие деревья‑колдуны на Алголе‑9… Хаммонду трудно было оценить, что из лихих рассказов старого звездного волка было правдой, а что – обычными для астронавтов байками. Но Галактика перестала отныне быть для него лишь облаком бесчисленных огоньков. Этот остров во Вселенной оказался довольно неплохо обжит людьми, и он, Хаммонд, одним из первых заложил камень в фундамент нового дома человечества!

Но ко вполне понятному чувству гордости примешивалась и горечь. У этого галактического небоскреба, напоминавшего легендарную вавилонскую башню, был хозяин.

Врамены появлялись почти во всех рассказах простодушного вегианина. То они почему‑то не разрешали кораблю двигаться самым близким путем к цели, то заставляли идти через опасные, неизведанные туманности или космические течения. Немало звездолетов погибло, случайно приблизившись к запретным Трифидам, еще больше сгинуло во тьме, свернув по приказу враменов с безопасных космических путей. Да, врамены действительно были космическими тиранами, и Хаммонд вскоре стал их так же ненавидеть, как и сам Куобба.

Однажды утром Хаммонд встретил Дона Вильсона словами:

– Я с вами, с хооменами! Если вы сказали мне правду, то я готов бороться, не щадя своей жизни.

Вильсон долго и пытливо смотрел на него, а затем медленно произнес:

– Мы говорили вам чистую правду, Хаммонд. Я рад, что такой человек, как вы, будете на нашей стороне. Но принять вас в нашу тайную организацию могут только все хоомены. В ближайшее время я созову общее собрание, а пока оставайтесь здесь.

Чуть позже в комнату вошла Ива Вильсон, принеся обычный завтрак – стакан воды и безвкусное желе, от которого Хаммонда уже начинало тошнить.

С отвращением воткнув ложку в дрожащий розовый кубик, он внезапно спросил:

– Признайтесь, Ива, вы ведь тоже мой негласный тюремщик?

– Конечно, нет! – вспыхнула девушка. – Я никогда не верила, что вы – шпион враменов. Еще в день вашего появления я так и заявила этому противному Лангу: врамены никогда бы не послали шпионить за нами такого слабого и беспомощного человека!

Хаммонд добродушно рассмеялся, а девушка смутилась еще больше.

– О, я не хотела вас обидеть, Кирк! Вы не могли чувствовать себя иначе после того, что с вами произошло.

Чуть позже пришел Куобба и, осклабившись, сказал:

– Ну вот и настал ваш час, друг. Пойдемте, Дон Вильсон ждет вас.

Хаммонд поспешно поднялся, набросил на плечи куртку и пошел вслед за Куоббой и Ивой.