Это всё же оказалась именно лестница. Узкая, неудобная, но с поручнями. Вполне можно пользоваться. Только если у тебя обе руки свободны. Учёная отпускать его не хотела отчаянно. Парень силой сорвал одну её руку со своего запястья. Положил на поручень. Со второй дело пошло легче — девчонка сама ухватилась и шустро полезла по ступенькам. Герман — следом.

Стоило начать двигаться вверх, и силы начали стремительно уходить. Ещё и адреналиновый шторм вдруг неожиданно закончился, сменившись не апатией даже, а лёгким весельем и расслабленностью. Как после бутылки шампанского. Чего-чего, а лезть куда-то, преодолевая себя, казалось совершенно ненужным. Ещё и цифры на периферии зрения, отсчитывающие обратный отсчёт задёргались, начали убывать ещё быстрее. «Ну, правильно, — подумал Лежнев. — Я ж двигаю ручками и ножками, да ещё при повышенной гравитации, вот запасы кислорода и тратятся. Забавно! Чёртов имплант! Всё-то мне забавно. Зато голова почти не болит!» — с этом состоянии хотелось во всём находить хорошее. Голова болеть действительно перестала, зато кружилась теперь гораздо сильнее. Герман зажмурился даже, но помогло не особенно. Так и перебирал ногами и руками. Настроение опять сменилось — теперь пришло время заниматься самобичеванием. Полезли дурные мысли. Действовал он глупо. Можно ведь было как-нибудь договориться! Ещё и девчонку, которая точно ни в чём не виновата, чуть не угробил. А может, и угробил — не факт, что они успеют добраться! Оценить расстояние до цели не представлялось возможным — стоило открыть глаза, как голова начинала кружиться ещё сильнее. Того и гляди стошнит, хотя и нечем уже, вроде бы. В закрытом наглухо, плотно облегающем тело и лицо комбинезоне — смерти подобно.

В какой-то момент стало ещё хуже. Двигаться стало тяжелее. Лежнев сначала решил, что это очередные шалости пошедшего в разнос организма, потом сообразил — наклон лестницы меняется. Если раньше парень лез по вертикальной стене, то теперь наклон стал отрицательным. В комбинезоне были какие-то устройства, позволяющие держаться, но всё равно стало ещё тяжелее. Ноги и руки будто чугунные — стоит оторвать от поручня или ступеньки, как конечности с неудержимой силой оттягивает вниз. Вернуть их к новой ступеньке адски сложно.

Счётчик закончил отсчёт уже после того, как наклон стал положительным. Резко стало не хватать воздуха. Он вроде бы ещё дышит, но надышаться не может, а перед глазами всё больше разноцветных пятен. Лежнев упорно продолжал переставлять ноги и руки, сам не понимая, зачем. Он ведь не сможет найти техническую дверь, и заставить учёную его открыть — тоже. В какой-то момент Германа что-то дёрнуло в сторону, он ещё успел почувствовать, что падает, и потерял сознание.

Очнулся от боли. «Опять у меня всё болит», — мелькнула привычная мысль, ещё до того, как он окончательно пришёл в себя. Потом пришли воспоминания, и стало не до боли. Парень распахнул глаза, и обнаружил себя лежащим в каком-то тёмном помещении прямо на полу, судя по тому, что спине и, особенно разбитому затылку твёрдо. Воздух есть. Гравитация нормальная. Имплант по-прежнему работает криво — хочется убивать и плакать одновременно.

— Я пытаюсь проанализировать свои действия, и выходит, что я сошла с ума. Скажи, твоё безумие заразно?

Сначала он услышал голос, потом в поле зрения вплыло лицо. Учёная — технофанатик смотрела на него укоризненно, отчего к гневу и печали добавилось ещё и раскаяние.

— Вообще, да, — честно признался Герман. — Я обычно дурно влияю на людей, с которыми долго общаюсь. Но на тебя ещё не должен был, мы недостаточно знакомы. В чём оно у тебя проявляется?

— В том, что я тебя не оставила снаружи, когда открыла дверь в технические помещения. По всей видимости, это результат работы твоего импланта.