Янс перепрыгнул через трещину и, подойдя к окну, удивленно присвистнул:

— Ого, как изменилась деревня! Посмотри, Лланма, мой дом теперь стоит на Родниковом холме, недалеко от хижины твоих приемных родителей. Вот здорово! Теперь я буду видеть тебя каждое утро из окна своей комнаты…

Он запнулся и помрачнел. Девочка ласково погладила друга по плечу.

— Ты забываешь, Янс, о Предсказании отца Габара, — тихо сказала она. — Скоро меня не будет на побережье: после второго весеннего Скачка я перенесусь за море, на Ледяной материк. И мы никогда, никогда не увидимся, даже если проживем сто лет!

— Отец Габар иногда ошибается, — срывающимся голосом произнес мальчик. — И машины Храма тоже иногда дают сбои — уж я-то это знаю! Сама видишь: время прихода первого Скачка Хранитель рассчитал неверно. Быть может, и насчет тебя он…

Янс, не договорив, порывисто обнял подругу.

— Пойдем немедленно в ущелье, к Храму! — решительно воскликнул он. — Отец Габар должен быть еще там — после Скачка он всегда запирается на несколько часов в алтаре и не выходит оттуда до тех пор, пока машины окончательно не гасят остатки Ветра Перемен вокруг деревни. Я попрошу его сделать новое Предсказание. Он не откажет мне — своему единственному ученику! Вот увидишь, Лланма, он ошибся в прошлый раз насчет тебя, наверняка ошибся!

Янс схватил девочку за руку и увлек ее за собой к выходу.

Тем временем мираж Города окончательно исчез. Рельеф местности вокруг деревни приобрел четкие, устоявшиеся очертания, только на западе, на месте разбитого дождями оврага, внезапно появилась небольшая меловая гора.

Ветер Перемен ушел в глубь материка.

Лланма старалась не отставать от своего друга, хотя прыжки среди огромных глыб, скользких от соленых брызг прибоя, были для нее утомительны. Прыгать приходилось на десять-двенадцать метров, да так, чтобы не задеть босыми ногами за острые Грани кристаллов. Когда путь становился менее опасным, девочка с любопытством осматривалась вокруг. Шторм, вызванный внезапным освобождением прибрежных вод ото льда, утихал, и на поверхности кое-где стали появляться морские обитатели. Распластавшись на пенистой воде, они грелись под жаркими лучами оранжевого солнца и второго — зеленого, только что взошедшего над горным хребтом. Лланма увидела невдалеке стаю исполинских розовых медуз; их пышный мех высоко ценился на всех материках. Рядом с ними на мутных волнах колыхался могучий борг, конвульсивно сжимая и разжимая свое стометровое кольцеобразное тело. В полулиге от берега, у скалистого островка, из глубин выплывал исполинский многоголовый сплит, поднимая высоко в небо фонтаны воды. И вдруг, словно по команде, вся морская живность исчезла. Даже бесстрашный сплит, у которого в глубинах нет врагов, скрылся в волнах. Девочка, не замедляя стремительного бега, взглянула вверх и похолодела: в небесах планировал чудовищный тир, раскинув в стороны серповидные двадцатиметровые крылья. Десятки его немигающих глаз пристально разглядывали морскую гладь, выбирая жертву.

У Лланмы защемило сердце. Обычно тиры не опускались до такой мелочи, как люди, но случалось, что иногда и нападали на селения, сжигая их дотла ударами молний. Ослепительные разряды испускались из середины брюха, покрытого зеркальной чешуей. Уцелевшие после такой страшной бойни люди обычно не жили больше года — их поражало странное безумие: одни начинали говорить на непонятных языках, другие, словно колдуны, пророчили время прихода смерти всем, даже младенцам. Предсказания всегда исполнялись, если только очередной Скачок не перемещал прорицателя в другую область планеты.

Янс также заметил появление хищника. Он сильно оттолкнулся от валуна и, раскинув руки, круто взмыл над широкой трещиной, отделявшей побережье от опушки Мертвого леса.