|
"Неотложка", ампулы ломают руками, спины людей закрывают что-то от глаз, тазики, лица, лица мелькают вокруг. Прыгаю через четыре ступеньки, взлетаю вверх и, подбегая к нашим дверям, уже слышу несколько голосов. Быстро вхожу в столовую. Нервы у меня прямо никуда. Надо же так испугаться! Мама разливает чай, папа курит (правда, ожесточенно, рывками). Вокруг стола, как и следовало ожидать, расселюсь "кони". Здесь Юркин отец - наш управдом, мать Гали и дедушка Алика, персональный пенсионер. Говорят все разом, ничего нельзя понять. Меня замечают не сразу. Я останавливаюсь в дверях и минуту спустя начинаю в общем шуме различать голоса. МАТЬ ГАЛИ (еще молодая женщина). И она еще в чем-то обвиняет меня! Это безумное письмо! Вот, послушайте; "...ты не могла понять моего призвания, а мое призвание - сцена. Ты всегда забывала о том, что я уже год назад обрезала школьные косички". ДЕД АЛИКА (с пафосом 14-го года). Позорный документ! А мой внук заявил мне на прощание, что солидные профессии пусть приобретают мещане, и процитировал: "Надеюсь, верую, вовеки не придет ко мне позорное благоразумье". ОТЕЦ ЮРКИ (старый боец). Мало мы их драли, товарищи! Мой олух совеем не попрощался. Сказал только вчера вечером: "Не дави мне, папаша, на психику". Ну, я его... кхм... Нет, мало мы их драли. Решительно мало. НАШ ПАПА (мыслит широкими категориями). Удивительно, что на фоне всеобщего духовного роста... НАША МАМА (это наша мама). Какие жестокие дети... Я вижу, что бурный период слез и валерьянки (то, что меня страшило больше всего) уже прошел, и, в общем, благополучно. Сейчас кто-нибудь скажет: "Что же делать?" И все будут думать, что делать, и, конечно, спросят совета и у меня. А что я могу сказать? Я сказал: - Товарищи родители! - и посмотрел на Галину маму. Мы с ней немного флиртуем. - Товарищи родители, - сказал я, - не волнуйтесь. Делать нечего, и ничего не надо делать. Ребята захотели сразу стать большими. Пусть попробуют. И ничего страшного с ними не случится. Димка просил передать, чтобы вы не беспокоились, он будет писать мне. Парни здоровенные, и Галю, Зинаида Петровна, они в обиду не дадут. Несмотря на мое выступление, родители возмущались еще очень долго. Часам к 11 они перешли на воспоминания. Я прошел в свою комнату, открыл окно и лег спиной на подоконник. ЧАСТЬ ВТОРАЯ Аргонавты Глава 4 Они смотрели в окно вагона. Над Каланчевкой уже зажглись неоновые призывы Госстраха, а небо было еще совсем светлым. Западный фасад высотной гостиницы весь пылал под солнцем слюдяным огнем. И все это медленно-медленно уплывало назад. Станционные пути и совеем рядом обычная московская улица. Огромный плакат на глухой стене старого дома: "Лучшие спутники чая", В космическом пространстве вокруг чашки чая вращаются его лучшие спутники: печенье, варенье, торт. И все это медленно-медленно уплывало назад. - Шикарно придумана реклама, - сказал Димка. - Надо бы всю рекламу построить по этому принципу. Лучший спутник мыла - мочалка, лучший спутник водки - селедка... Но Галя, Алик и Юрка не подхватили. А потом все пошло быстрее и быстрее, трах-тах, тах-тах, трах-тах, тах-тах... То вдруг открывалась дальняя перспектива Москвы, то окно закрывалось вагонами, стоящими на путях, заборами, пакгаузами. Трах-тах, тах-тах, трах, свет, мрак, трах-тах-тах, бараки, свет, трах-тах-тах, встречный паровоз. Уходила Москва, уносилась назад. |
