– Я и про это хотел поговорить, – вспомнил ректор. – Вы ведь нарочно внушили ему, что используете книгу Ленина… как бишь ее?

– «Государство и революция».

– …Используете ее как учебный материал для заочников. Правда, мистер Рединг?

Методист слабо кивнул. Он еще не опомнился от истории про головы в холодильнике и от последующего посещения семинара на факультете воспитательниц детских садов. Воспитательницы так увлеченно рассуждали о правомерности постнатальных абортов для детей с физическими дефектами, что у методиста мурашки по коже побежали. Паскуда‑преподавательница эту практику одобряла.

– И это еще не все, – продолжал ректор. Но Уилт уже наслушался.

– Нет, все – отрезал он. – Будь он полюбезнее и повнимательнее, тогда другое дело. А он даже не заметил, что книги остались от кафедры истории – она раньше размещалась в этом кабинете. С них и пыль‑то не стирали. На них и штамп имеется. Кажется, их рекомендовали продвинутым группам для спецкурса по русской революции.

– Так почему вы ему не сказали?

– А он не спрашивал. Что же я буду лезть с объяснениями к незнакомым людям?

– Но с «Голым завтраком»‑то полезли, – уличил методист. – Славно придумали, нечего сказать.

– Он спросил, что может быть хуже. А мне ничего отвратительнее в голову не пришло.

– Какое счастье, – буркнул ректор.

– Но вы объявили, что у ваших преподавателей сколько угодно политических пристрастий. «Сколько угодно» – это ваши слова. Я своими ушами слышал, – не отставал методист.

Уилт пожал плечами:

– Не отрицаю. На кафедре сорок девять преподавателей, включая почасовиков. Целый час все они несут бог знает что, лишь бы студенты сидели тихо. Представляете, какой разброс политических взглядов.

– Из ваших слов у него сложилось другое впечатление.

– Я, да будет вам известно, преподаватель, а не рекламный агентишка. Мое дело учить, а не производить впечатление. Ладно, пора мне к электротехникам. Мистер Стотт заболел, и я заменяю.

– Что с ним? – неосторожно полюбопытствовал ректор.

– Снова нервное расстройство. Оно и понятно, – бросил Уилт и удалился. Остальные члены комитета проводили его встревоженными взглядами.

– Как вы считаете, Скадд может убедить министра провести расследование? – спросил проректор.

– Мне он это пообещал, – ответил методист. – Он такого тут наслушался и насмотрелся, что запроса в парламенте не миновать. Но взъелся он даже не из‑за секса, хотя, по правде говоря, и этого дела было предостаточно. Главная беда в, том, что он католик, и бесконечные разговоры о противозачаточных средствах…

– Ой! – пискнул ректор.

– А тут еще какая‑то пьяная морда, автомеханик с третьего курса послал его на… Ну и, конечно же, Уилт подсуропил.

Возвращаясь в свои кабинеты, ректор и проректор никак не могли успокоиться.

– Что нам делать с Уилтом? – в отчаянии вопрошал ректор.

– А что с ним поделаешь? Ему удалось обновить состав кафедры лишь наполовину. От другой половины он никак не избавится, вот и довольствуется тем, что есть.

– Но вы представляете, что теперь начнется? Запрос в парламенте, всеобщая мобилизация инспекторов Ее Величества, общественное расследование?

– Ну до расследования едва ли дойдет.