Он тоже вымотался за день. – Я сказал, что она умирала. А сейчас она, понимаете ли, уже умерла.
– Господи ты боже мой, – пробормотал ректор и хлебнул джин, даже не разбавив. Хоть какая‑то разрядка. – Когда это произошло?
– Час тому назад.
– Час назад? Но час назад я был у себя в кабинете. Почему, черт возьми, мне не доложили?
– Сторож решил, что она перепилась, и позвал миссис Ракнер. Та занималась в корпусе Морриса – урок народной вышивки на экономическом факультете. Она…
– Ближе к делу, – одернул его ректор. – В колледже умер человек, а он плетет что‑то про миссис Ракнер и народные вышивки.
Проректор обиделся:
– Я не плету. Я объясняю.
– Ладно, ладно. Мне уже все ясно. Куда вы ее дели?
– Кого? Миссис Ракнер?
– Да нет же, покойницу! Нашли время балагурить!
– Не надо на меня кричать. Приезжайте и разбирайтесь сами, – проректор бросил трубку.
– Вот паскудина, – сказал ректор. Вошедшая в комнату жена приняла эти слова на свой счет.
* * *
В полицейском участке Ипфорда обстановка была тоже отнюдь не благостная.
– Что ты мне подсовываешь? – возмущался Флинт. Он только что возвратился из психбольницы. Проездил он туда зря: какой‑то пациент объявил, что он и есть Неуловимый Сверкач. На поверку вышло – болтовня. – Передай это дело Роджеру. Наркотики по его части. А у меня Гуманитех вот где сидит.
– Инспектора Роджера нет на месте, – оправдывался сержант. – А в Гуманитехе просили поручить дело вам. Лично.
– Ищи дурака. Прикалывают они тебя. Кого‑кого, а меня в Гуманитехе не жалуют. Как и я их.
– Нет, сэр, это не розыгрыш. Звонил сам проректор. Его фамилия Эйвон. Я его знаю: у меня сын ходит в Гуманитех.
Флинт выпучил глаза:
– Сын учится в этом притоне? Ты что – спятил? Я своего на выстрел к этому бардаку не подпущу.
– Может, вы и правы, – сказал сержант. Из деликатности он не напомнил Флинту, что его сын мотает срок и попасть в колледж ему было бы затруднительно, даже если бы папа позволил. – Но мой работает подручным слесаря и, чтобы получить специальность, обязан заочно учиться. Таков закон.
– Будь моя воля, я бы издал такой закон, чтобы ребятня держалась подальше от прощелыг из Гуманитеха. Один Уилт чего стоит, – Флинт с горечью покачал головой.
– Мистер Эйвон сказал, что рассчитывает на вашу осмотрительность и тактичность, – продолжал сержант. – В колледже не знают, отчего наступила смерть. Вполне вероятно, что дело не в наркотиках.
Флинт встрепенулся:
– «Осмотрительность и тактичность». Ишь свистуны, – проворчал он. – А ну как там и взаправду произошло убийство? Ну, тогда это совсем другой коленкор.
С грохотом отодвинув стул, он встал и направился в служебный гараж. Скоро он выехал на Нотт‑роуд и подкатил к Гуманитеху. Возле ворот стояла патрульная машина. Флинт лихо проскочил мимо и припарковал автомобиль на стоянке, предназначенной для машины казначея: знай наших! Но у дверей главного корпуса Флинт слегка оробел, что случалось с ним всякий раз при посещении Гуманитеха.
Проректор поджидал его возле стола справок:
– А, инспектор. Очень, очень рад.
Флинт взглянул на него подозрительно. Что‑то раньше его в колледже с такой радостью не встречали.
– Так. Где тело? – отрывисто спросил он и с удовольствием отметил, что проректора при этих словах передернуло.
– Э‑э‑э… В котельной, – промямлил проректор. |