– Он выиграл.

Глава 10

Четыре шага

– Я выиграл, – сказал я.

Я стоял на пляже. Ахлюстин отвязал меня от столба, и я, покачиваясь, побрел к морю. На пляж. Они шагали за мной. Молча.

На берегу я остановился и повернулся к ним.

Море волновалось, надвигался шторм, ветер дул с воды, даже не ветер, можно сказать, легкий ураган, он бросал в лицо острые песчинки. Наверное, я был похож на Пушкина, того, что на картине Айвазовского, но рисовал его не сам Айвазовский, а кто, я уже забыл. Пушкин там так еще смотрит в даль. Правда, он там не на пляже, а на валунах, но пляж тоже пойдет. И погода как раз подходящая.

Как раз для последней точки.

– Вы потерпели фиаско, – сказал я. – Полное и безоговорочное. А я выиграл. Ярослав прав.

Молчали.

– Я выиграл, – повторил я, – вы безобразны.

– Но… – Потягин не мог смириться просто так, Потягин должен был возражать.

Я остановил его взмахом руки.

– Ты, Виталий Потягин, пытался отравить меня квасом – это низость. Я полагал, ты устроишь что-то более благородное, как-никак председатель дискуссионного клуба «Дубрава»! Это низко и позорно. Я бы на твоем месте устроился в цирк!

Потягин потупился. Наверное, ему на самом деле было стыдно.

– Да, предводитель «дубравцев» показал себя с наилучшей стороны. Он – просто воплощение добра, я бы сказал даже по-другому – он Воин Добра! Впрочем, остальные тоже отличились. Взять, к примеру, Октябрину… Или нет, зачем ее брать, с ней и так все ясно. Взять Ярослава…

– Ярика не трогай! – прошипел Потягин. – Он один…

Я икнул. Специально и громко, эти вздрогнули.

– Тут ты, Потягин, пожалуй, прав, – сказал я. – Тут ты в десятку. Хлюст меня удивил. Не поддался. Уважаю его. Впрочем, исключения лишь подтверждают правила. В целом же мой эксперимент вполне удался. Даже больше чем удался – я предполагал, что мне понадобится около месяца, а вам хватило всего недели. За неделю с вас слетела вся шелуха, и вы предстали в своем истинном свете!

Потягин сжал кулаки.

– О, ты опять хочешь меня поколотить! – восхитился я. – На ботах натренировался? А где твоя плетка?

Потягин стух.

– Бунт подавлен?

Они промолчали.

– Эх вы, садисты, – укоризненно сказал я. – Настоящие живодеры. Гестаповская гвардия. Изуверы! Инквизиторы-самоучки!

– Может быть, – с горечью сказала Октябрина. – Я думаю, что ты прав. К сожалению… К сожалению, у всех нас оказались недостатки, мы оказались слабыми, и ты этим ловко воспользовался… Ты нас провел…

– И мы показали себя не с лучшей стороны, – почти что всхлипнул Потягин.

– Это уж точно, – улыбнулся я, – особенно ты, сеньор Потягин. Знаешь, раньше таких, как ты, называли потогонами. Потому что вы выжимали из несчастных ботов все соки! Вас всех бы так называли! И при первой же возможности вешали на пальмах! Вы – самые натуральные мелкие негодяи!

– Это так, – снова согласилась Октябрина. – Мы – мелкие негодяи. Зато ты – крупный негодяй! И то, что мы проиграли, совсем не означает, что ты победил!

Я расхохотался.

– Так и знал, что дело закончится дешевыми парадоксами, – сказал я. – Я победил безоговорочно, но никто из вас не хочет признать этот факт. Понимаю. Однако это все, дорогая Октябрина, философия. Причем самого пошлого, кухонного розлива.