Феллс мог бы преуспеть в любой профессии, но из него получился бы, прежде всего неплохой актер. У него был дар полностью раствориться на заднем плане, и в этом придорожном кабачке он нисколько не выделялся на фоне своего окружения.

Вильерс за столиком в глубине зала все потягивал свой «Гиннесс», не снимая котелка. Грили вполне вписывался в эту обстановку. Он ожидал заказ, навалившись на стойку бара и поглядывая на дородную официантку.

Вошел Мессенэй. Официантка посмотрела на него и удивилась такому наплыву посетителей, но нашла, что молодой человек выглядит вполне прилично. Потом перевела свой взгляд на Феллса, которого мгновенно оценила с интуицией, присущей только людям данной профессии. Он показался ей странноватым, немного меланхоличным и нерешительным неудачником;

Феллс размышлял о том, что надо бы сходить в «Палладиум» поглазеть на Томми Триндера. Лицо мистера Триндера гостеприимно улыбалось на афише утреннего спектакля театра «Палладиум». Он произносил свою знаменитую фразу: «Все вы — счастливчики!» Феллс решил, что если посмотрит шоу Томми Триндера, то и ему улыбнется счастье. Во всяком случае, можно будет вволю посмеяться. Точно, надо сходить на Триндера! Надо бы сказать об этом Грили. Уж кто умел развлекаться, так это он. Только Грили может находить удовольствие в таких вещах, как… И вообще на свете нет другого такого парня, как Грили!

Феллс заказал еще одно виски с содовой и с радостью вспомнил о Танжер. Он не всегда позволял себе вызывать в памяти ее образ, разве что уж очень плохо шли дела или просто когда хотелось успокоиться…

Итак, Феллс думал о Танжер. Он мысленно любовался овалом ее очаровательного лица, обрамленного темными вьющимися волосами, безукоризненными чертами и мягкой линией рта. Думая о ней, он испытывал ощущение покоя и одновременно приятного возбуждения, в котором так сейчас нуждался. Он медленно потягивал напиток, принесенный ему официанткой. Потом глянул на часы, которые носил на внутренней стороне запястья, боясь, как бы светящийся циферблат не выдал его в темноте.

Было ровно десять. Феллс, Вильерс, Грили и другие всегда обдумывали такие детали, на первый взгляд казавшиеся мелочью. Они понимали, что такие вещи имеют значение, и немалое. От таких мелочей зависели иногда вопросы первостепенной важности, как, например, жизнь. Если считать, конечно, что жизнь имеет какое-нибудь значение…

Феллс бросил окурок в пепельницу, попрощался с официанткой и вышел из бара, засунув руки в карманы своего старого плаща цвета морской волны.

Грили заказал еще полпинты пива. Когда перед ним поставили кружку, он посмотрел на нее так, будто ожидал, что вот-вот на ее темной поверхности что-нибудь появится.

Он рассчитывал, что Феллсу должно хватить двух минут. Слегка повернув голову, он увидел, что Вильерс приближается к стойке и заказывает:

— Пожалуйста, мисс, десяток «Плейерс».

Девушка принесла ему сигареты. Вильерс положил на прилавок шиллинг. Поворачиваясь, случайно задел ногой Грили. Тому захотелось подурачиться, и он сказал:

— Эй! Поосторожней! Это моя любимая нога!

— Извините, — изумленно ответил Вильерс. Грили повел игру дальше:

— Хорошо вам извиняться! У меня на этой ноге мозоль. Чего только я не делал, чтобы вывести ее — и пластырь прикладывал, и бог знает что еще — не проходит проклятая, хоть ты тресни! А в такую ночь, как нынешняя, мозоли набрасываются на меня, как черти. От любого пустяка — жуткая боль. Зато и польза от них — всегда заранее чую, какая будет погода.

— Нет, в самом деле? Это большое достоинство, — ответил Вильерс.

— Вы что, потешаетесь надо мной? — картинно возмутился Грили.

— Ну что вы! — замотал головой Вильерс.