Он довольно неожиданно отстранил ее от себя и резко спросил:

— Кто вам это сказал?

У нее на языке вертелось: «Донья Беатрис», но он избавил ее от необходимости произносить это имя.

— Мой добрый друг донья Беатрис де Кампанелли много сделала для меня или, скорее, против меня! — Сухость его тона наполнила Лайзу тайной радостью, что она не донья Беатрис. — Лайза, я расскажу вам все о ней и о моей жене, потому что иначе это всегда будет стоять между нами, а без полной веры — нет и полного согласия.

Он слегка обнял девушку и погладил ее лицо.

— Дорогая, если Беатрис сделала вас несчастной, могу только сказать, что сожалею об этом. Видите ли, мы с вами с самого начала полюбили друг друга, и, думаю, ей следовало бы догадаться об этом. Она всегда была моим хорошим другом, — или я всегда так считал! — и с моей стороны глупо делать вид, что я не понимал ее желания выйти за меня замуж, но у меня не было ни малейшего намерения жениться на ней. Она не та женщина, с которой мне хотелось бы прожить свою жизнь. С тех самых пор, как вы вошли в мою жизнь, я все пытался придумать, как мне убедить ее в этом. Видите ли, дорогая, может быть, я проявлял некоторую слабость, но она была добра к Жиа, и я считал ее своим верным другом. Да и моя занятость не позволяла мне уделять много времени проблемам личной жизни. К тому же Беатрис — родственница моей жены, и это в какой-то мере связывало нас. Еще одной превосходной причиной ее столь собственнического интереса к моей персоне стало то, что она знала, как я был несчастен и каким неудачным оказался мой брак…

— Неудачным? — перебила его Лайза.

— Да, неудачным! — мрачно ответил он. — Вы не однажды, дорогая, говорили мне о браках по расчету, а я сказал, что они почти всегда успешны, но иногда это не так. Наш брак был браком по расчету — наши семьи долго дружили, и не думаю, что кому-нибудь из нас удалось бы избежать того, что было спланировано, можно сказать, еще с наших колыбелей. Наш брак, к несчастью, оказался неудачным! Моя жена вообще не хотела замуж — она предпочла бы сделать карьеру, если бы могла, и не хотела иметь детей. Зная, что Жиа должна появиться на свет, она делала все возможное, даже с опасностью для жизни, чтобы избавиться от ребенка.

За неделю до родов она взяла свою машину и проехала столько миль, что довела себя до изнурения и врезалась в другой автомобиль, а когда родилась Жиа, она умерла! — Он отвернулся. — Немного найдется таких испанок, как она, но она же была наполовину англичанкой.

— А я чистая англичанка, — шепотом напомнила ему Лайза.

— Да, но вы также моя Лайза, моя женщина, моя любовь!

Он посмотрел на нее с мальчишеской нежностью, отчего краска залила ее щеки, и она порывисто прильнула к нему.

— О, Хулио, если вы действительно хотите жениться на мне, клянусь, я буду думать только о вас и сделаю вас счастливым. Мне всегда хотелось этого!

— Я верю вам, дорогая. — Он поднес ее маленькие ручки к губам и стал целовать каждый пальчик. — Вы и Жиа сделаете счастливой? Вы нужны Жиа, вы же знаете!

— Знаю. Хулио, вы ведь любите ее, правда?

— Думаю, я стал любить ее больше с тех пор, как вы вошли в нашу жизнь, — несколько смущенным тоном признался он. — Видите ли, мой брак сбил меня с толку, вызвал во мне отвращение. Все в нем вызывало во мне возмущение, и боюсь, что это возмущение частично распространилось и на Жиа. Но вы сможете научить меня смотреть на нее иначе, — вы уже сделали это!

— Вы должны любить Жиа, — прошептала она.