— Вы говорите, что были с Имре большими друзьями, — произнесла она. — И все же, я думаю, что вы не так хорошо его понимали, как вам казалось. Если любят по-настоящему, то стремятся защитить любимого человека, оградить его от всех возможных страданий, спасти от несчастий. Имре так относился бы ко всем, кого любил; и если бы ему не ответили тем же, то он понял бы и простил, потому что знал, что такое любовь. Нельзя силой заставить людей чувствовать то, что, по вашему мнению, они должны чувствовать.

— Да, истинно так, — согласился лорд Куэнби. — Но кто сказал вам об этом? Кто научил вас так думать? Имре или, быть может, кто-то другой?

В его голосе зазвучала презрительная насмешка, и Гизела вся напряглась. Она встала с кресла и произнесла:

— Я выслушала вас, милорд. А теперь я пойду спать. Если вы предпочтете не встречаться со мной утром, я покину ваш дом, как только графиня сможет отправиться в путь. Если, однако, мне предстоит провести здесь несколько дней, о чем говорилось в вашем приглашении, то я предлагаю больше не возвращаться к этой теме. Я понимаю и сочувствую вашему горю; но уверяю вас, что в данный момент я не в состоянии что-либо сказать или сделать, что хоть как-то могло изменить случившееся. Верьте мне. Я говорю правду.

Лорд Куэнби смотрел на нее со странным выражением на лице.

— Я верю вам, — сказал он. — Сам того не ожидал. Думал, в вас нет ни грана правды. И все же, я верю вам.

— Вот и все, что я могу сказать, — продолжала Гизела. — Надеюсь, утром, вы сообщите мне о своем решении — уехать мне или остаться.

Говоря это, она протянула руку. Секунду он просто держал ее в своей руке, а затем поднес к губам. Гизела хотела уже уйти, но он не отпускал ее руку.

— Я начинаю многое понимать из того, что раньше было от меня скрыто, — сказал он.

Она не знала, что он имеет в виду, и поэтому, когда он отпустил ее, быстро направилась к двери.

— Доброй ночи, милорд, — спокойно произнесла она.

Он распахнул перед ней двери, и они вместе вышли в просторный холл, обитый дубом. Их шаги гулко раздавались, когда они шли по мраморному полу в той части, где не было ковров. Лорд Куэнби молчал, а Гизелу вдруг охватило страшное смущение, и она не смела поднять на него глаза.

Они дошли до лестницы. Она стала медленно подниматься по покрытым мягким ковром ступеням, зная, что он смотрит ей вслед. Рукой она опиралась на перила, так как чувствовала, что не сможет обойтись без поддержки. После всего пережитого ноги еле держали ее, но, несмотря ни на что, Гизела в душе осталась довольна тем, как хорошо она держалась. Девушка представить себе не могла, что может произойти нечто подобное, хотя с честью выдержала испытание, не подвела императрицу.

Гизела дошла до самого верха, и тут, как во всякой женщине, в ней победило любопытство. Она должна оглянуться, должна посмотреть, не ушел ли он. Он стоял на том самом месте, где они расстались, и все так же смотрел ей вслед, его лицо было хорошо освещено канделябрами на лестнице. В его глазах она заметила что-то совершенно новое, но что именно — она не поняла.

Хотя вчерашний обед с лордом Куэнби проходил нелегко, а временами просто ужасно, в Гизеле жила уверенность, что за целый вечер он ни разу не подверг сомнению подлинность ее титула. А это, по ее мнению, было самым важным.

Минувшей ночью она долго лежала без сна, мысленно возвращаясь ко всему случившемуся накануне, снова переживая содрогание при воспоминании о том, какие горькие обвинения были брошены ей в лицо, когда лорд поведал о событиях и лицах, совершенно ей неизвестных. Но он так ничего и не заподозрил. Его ни разу не удивило, почему она ему не отвечает, он не подумал, что за ее молчанием скрыта какая-то причина.