Изменить размер шрифта - +
Но ведь ты все сделал пра­вильно!

– Он умер. А позавчера ко мне его мать приходила… Ты понимаешь?

– Значит, он молодой?

– Пятьдесят семь лет.

– И… мать?

– Ей семьдесят восемь. Но быстрая, и глаза не уста­лые… «Хорошо, говорит, что жена Ванина в санатории, а дети ихние в других городах. А то испугались бы, когда ночью этот приступ случился!» А я еще пошутил: болезнь, говорю, на приступ пошла не страшная. Мы отобьемся! – Она уже знает?..

– Я сказал ей, что операция будет дней через пять. Так меня Егоров просил. Чтобы не волновалась…

«Иван Павлович все-таки, значит, позаботился о нар­козе для своей матери», – подумал я. И спросил:

– Что ж теперь будет?

– Теперь я пойду к ней. И сам все скажу.

– Я тоже пойду!

– Идем. Это недалеко. Во дворе кинотеатра «Заря»… Она мне сказала: «Когда Ваня придет домой, и вы прихо­дите!..»

Я взял папу под руку. И повел его. Он не удивился, не вырвался. Я, значит, был ему нужен! Или просто ему было гогда все равно.

– Она мне рассказывала о нем. Матери почти всегда делают это. Чтоб я полюбил их детей – и старался…

Папа говорил о Егорове так, будто тот был приблизи­тельно в моем возрасте, а мать его была в возрасте моей мамы.

– Больше всего на свете матери боятся пережить детей своих, – сказал папа. – Они верят, что мы, врачи, этого не допустим. А тут, видишь, как получилось…

Я шел и думал: «Почему маленький сгусточек крови оказывается сильней всех на свете? Почему жизнь человека должна зависеть от какого-то тоненького сосудика? Поче­му?» Когда я поделился этими мыслями с папой, он отве­тил:

– Мы вот и стараемся, чтоб не зависела! Папа очень старается. Это я знаю…

– Скажи, пожалуйста: ты мог это предвидеть?

– Врач должен предвидеть все, – сердито ответил он. И все-таки я снова задал вопрос:

– А сделать так, чтобы этого но случилось… ты мог?

– Был обязан!

Я понял вдруг, что папа злится не на меня, а на себя самого. Этого я не мог допустить!

– Ты был обязан? Или ты мог? Скажи мне, пожалуйста…

– Ты никогда не станешь врачом, – сказал папа.

– Почему?

– Потому что все время думаешь обо мне. То есть и о себе! Вместо того, чтобы… Да ладно!.. – Папа махнул рукой.

– Должен же о тебе кто-то думать, раз ты сам о себе никогда не подумаешь, – повторил я фразу, которую не раз слышал от мамы.

Мы вошли во двор. И тут выяснилось, что папа не знает номера квартиры. Он помнил только про кинотеатр, а про номер забыл.

Полный седой мужчина поливал кусты и траву. По тому, как он держал в руках шланг, я понял, что он не дворник, а поливает двор по собственному желанию. Мужчина за­метил, что мы оглядываемся по сторонам.

– Вам кого?

– Где тут квартира Егорова? – спросил, папа.

– А-а, сына ведете на исправление? – почему-то об­радовался мужчина. – У нас в доме как только парень споткнется, так его к Ивану Павловичу ведут. Имеет он к ним подход! А теперь, значит, из других домов потяну­лись?.. Он в первом подъезде живет. На втором этаже… Квартиру не помню! Но сейчас он в больнице. – Мужчина вздохнул. Вода из шланга лилась на один и тот же куст. – Без него вон ребята стол поломали… Стойку делали. Ак­робаты! Мы до его возвращения чинить не будем.

Быстрый переход