|
Пусть они ему в глаза поглядят! При нем бы не поломали. Ни за что! Уважают… О цветах и кустах они будь здоров как заботятся! А почему? Иван Павлович посадил. И яблоня эта – его… Он в первом подъезде живет… А в какой квартире-то? – обратился он к женщине, которая тащила мимо нас сумки.
– Вы про кого? – Про Егорова. Женщина сразу опустила сумки на землю. Грустно так опустила, тяжело. – Он в том подъезде живет! Седьмая квартира. Скорей бы уж возвращался! У меня сын к математике неспособный. Так он Ивана Павловича полюбил, а потом уж из-за него! – математику. Четверки стал приносить. Я отсюда никуда не уеду. Пока сын не вырастет! Давайте я вас провожу. Мать его дома, наверно… Мне было страшно, что папа скажет: «Ивана Павловича уже нет…» Но папа молчал. Наверно, он хотел хоть немного продлить жизнь Егорова для этих людей. Мы пошли за соседкой. Я тащил одну ее сумку, а папа другую. Она все рассказывала: – Тут из школы приятели приходили к сыну. Очень без Ивана Павловича соскучились. Я ведь тоже в школе училась. Помню… Когда у нас урок отменяли, мы от радости не знали куда деваться! А эти тоскуют. В больницу к нему собрались идти. Я здесь, на первом этаже… А вы поднимайтесь выше. Он там живет! Не глядя, она ткнула пальцем в кнопку звонка. Дверь ей открыла соседка, ужасно какая-то недовольная и озабоченная. – Что же вы ключи с собой не берете? Отдел отрываете… – Тут вот люди квартиру Ивана Павловича ищут, – зачем-то сообщила женщина с сумками. Соседка заулыбалась, словно ей было стыдно перед людьми, которые ищут его квартиру. – Иван Павлович над нами живет. Прямо над нами! Мы стали подниматься… Медленно, будто считали ступени или были после какой-нибудь тяжелой болезни. «Живет… Живет… Живет!.. – стучало у меня в ушах. – Живет…»
7. «ВЗРОСЛЫЙ» ВЕЧЕР
Мне кажется, человека можно считать взрослым тогда, когда его вместо утренников начинают приглашать на вечера. Однажды папа пригласил меня на праздничный вечер в больницу, то есть к себе на работу… Я согласился – я сразу почувствовал себя как-то уверенней и взрослее. Прощаясь и внимательно оглядывая нас напоследок, мама и бабушка очень просили меня не говорить в больнице никаких глупостей и все время помнить о том, что я уже в шестом классе. Но если бы даже я и хотел об этом забыть, мне бы в тот вечер это не удалось, потому что каждый из папиных сослуживцев обязательно говорил: – Ну, и в каком же мы классе? – В шестом, – отвечал я. – Не может быть! Потом каждый обязательно обращался к папе и восклицал: – У вас уже такой большой сын?! Трудно поверить… Хотя очень на вас похож. Очень! Маме тоже всегда говорили, что я на нее очень похож. Поэтому я никак не мог составить о своей внешности какого-либо определенного мнения. Мама была красивая, а о папе бабушка как-то сказала: – Красавцем его, конечно, трудно назвать… – И не называй, если тебе трудно! – ответил я. – Пожалуйста… Но его все равно любят! – Я с этим не спорю, – сказала бабушка. – Что ты разволновался? Внешность для мужчин вообще не имеет большого значения. «Действительно, не имеет», – думал я, видя, как все женщины, которые были в зале, по очереди подходили к папе и, стараясь сделать ему приятное, говорили, что я на него очень похож. |
